Глава тридцать вторая
Первым, кто Семена встретил на краю станицы, оказался брат Гришка. Это был уже почти парубок – вытянувшийся, как тополь, отрок с длинными руками и ногами. Жеребенок, не достигший взрослого возраста, но уже и не ребенок. «Ему ведь четырнадцать лет минуло!» – прикинул про себя Семен, обнимаясь с братом. Он даже поначалу не узнал Григория. Брат сам его окликнул:
– Сема!
И тот, вглядевшись в почти незнакомое лицо парубка, увидел и ту самую живость глаз, и белозубую улыбку, в которой не хватало половины переднего зуба. И особый, материнский взгляд, странным образом перешедший ко всем ее трем детям. И даже старый отцовский треух, который надевали все мужчины Гречко, выходя зачем-нибудь во двор. Надо же, до сих пор жив!
Гришка отправился за околицу, конечно же, не для встречи брата, он и не знал, что тот придет, а шел к лиману, нарезать сухого камыша. Он собирался научиться, плести циновку, как обещал ему Ли.
Недавно к городку прибился… самый настоящий китаец, который почти правильно говорил по-русски. По крайней мере, Гриша общий язык с ним нашел. Все звали китайца просто Ли, и он помогал на подворье кузнецу, ставшему в последнее время одним из самых зажиточных людей городка – этой иногородней части Млынки.
По виду не слишком сильный, но сухой и гибкий, Ли умел обращаться с лошадьми, и потихоньку хозяин сделал его своим конюхом.
Китаец вставал чуть свет, кормил скот, мыл-чистил, прибирал в конюшне, но у него еще оставалось время делать такие штуки из обыкновенного камыша, что станичники диву давались. Наверное, этот зимний камыш уже не годился для чего-нибудь хорошего, но Григорий воспользовался предлогом, чтобы в очередной раз попасть на подворье кузнеца.
Гришу с Ли познакомила Диана. Его детская, так и не прошедшая любовь. Но он никогда не позволял себе говорить о ней с кем-либо, а просто украдкой взглядывал на Диану, каждый раз находя в ней какую-то особую привлекательную черточку.
В любом другом случае кузнец Виктор Демьянович не допустил бы того, чтобы казачонок вертелся возле его дочери. Не сегодня-завтра дочка заневестится, за нею нужен был глаз да глаз, но Диана дружила с Григорием уже шесть лет, и никогда строгий отец не замечал ничего такого, за что хлопца стоило бы отлучить от дома. Не так-то много друзей было у дочери, чтобы гнать прочь тех, которые есть…
– Мы тебя не ждали, – от возбуждения быстро говорил Гришка. – Говорили, тебе дали восемь лет, а прошло только…
– Два с половиной года, – подсказал Семен.
– Ты сбежал, да? – глаза брата загорелись. Он меньше всех расстраивался, что у него брат – каторжник. Скорее, наоборот. Он представлял себе Семена чуть ли не героем, который украл лошадей не откуда-нибудь, а из царской конюшни! И если бы не слуги атамана, кто знает, это могло так бы и остаться незамеченным, и Семка вернулся бы домой выводить коня-мечту!
После того, как Семен отправился по этапу, его семье передали торбу с вещами, в которой, кроме подарков для всех родных, были два Георгиевских креста, и памятный значок на папахе… А разве Георгия кому-нибудь просто так дают?!
– Нет, – усмехнулся старший. – Царское помилование мне вышло… А куда ты меня ведешь-то?
Семен с подозрением взглянул на брата: что произошло в его отсутствие? Неужели из-за него у семьи отобрали их дом, и теперь все Гречко живут… в какой-нибудь убогой землянке?
– Да, к отцу потом сходим. Его есть, кому утешать…
Это что-то новое. Никогда прежде Григорий не отзывался о родителе… с пренебрежением. Семену даже тревожно стало. Отец и мать! Вот кто первый должен его увидеть. И почему Гришка говорит только об отце. Нет, нужно разобраться со всем немедленно!
– Пусть вначале Люба порадуется, – твердил Гришка и как маленький тянул его за руку.
Семен скорее от растерянности продолжал идти за младшим братом. Сначала к Любе… Но дом Бабкиных тоже остался позади.
– А как же мама, она живет у Любы?
– Ты разве не знаешь? – Григорий от удивления остановился посреди дороги. – Мама больше двух лет как померла. Мы тебе писали.
– Я ничего не получал, – глухо пробормотал Семен, совершенно неготовый к такой страшной новости. – Мама умерла?!
– Умерла, – вздохнул Гришка. – Так быстро, никто не успел и…
– Приготовиться, – машинально подсказал Семен.
Новость его оглушила. Сколько дней на каторге он представлял себе, как подходит к родному дому, и навстречу ему выбегает мать, обнимает, целует, смеется от радости, и вот… Даже теперь он почему-то идет не домой, а увлекаемый младшим братом неизвестно куда.