– Правда? – обрадовался Михаил Андреевич. – Стало быть, ты уже невесту себе присмотрел?
– Нет пока, это я так, к примеру… А то, что наша хата в чужих руках… Представь себе, что она сгорела.
– Ты что, сынок, у нее же дети малые.
Неужели отец решил, что его сын собирается родительскую хату поджечь?!
– Не для нее, для тебя сгорела. Одно только условие – прости, что об этом говорю. Я свою землю заберу, и ты нашу семейную тоже. У Матрены после первого мужа земля осталась, вот и хватит ей.
Он почувствовал, что отец колеблется.
– Ты ведь из-за нее и свое дело забросил. Коней перестал выращивать.
– Так, Сема, на это ж деньги нужны, а у меня в последнее время и копейки не водилось.
– Как же ты так все молча терпел?
– Перед людьми стыдно было. Думал, что они скажут: казак, людьми командовал, перед врагом не кланялся, а тут… бабе покорился!
– Думаешь, жить, как попало, лучше, чем один раз стукнуть кулаком по столу и решить раз и навсегда…
Но отца, похоже, занимало совсем иные мысли.
– И вообще, Сема, я другим хотел бы заняться.
– Чем? – удивился Семен.
– Виноград разводить.
Вот это да! У Семена даже в горле запершило, когда он попытался вслух высказать свое недоумение.
– Я думал обо всем, о чем угодно, но чтобы виноград…
– Твоя мама не зря этим занималась, поверь. И я кое-что из ее науки усвоил… Верст за сто от нас, поближе к Черному морю, есть станица, где греки живут. Вот бы ты со мной туда съездил, помог виноградные отростки купить.
– Конечно, поедем! Вот я с Дона вернусь, и поедем.
Семен остановил подводу у ворот, привязывая коня у забора, и делал вид, что не замечает, как приближается к отцу Люба и, помедлив, бросается к нему, обнимая и плача.
– Папочка, что же она с тобой сделала!
– Не надо, дочка, это не она, а я сам такое с собой сотворил. После смерти мамы, видишь, растерялся. Все думал, как же я без жинки? А вон как оно вышло…
– Вот хорошо, что ты приехал!.. Пойдем, я тебе твою комнату покажу.
– Мою комнату? – искренне удивился Михаил Андреевич, поднимаясь вместе с нею по ступеням.
Люба, придерживая отца за рукав, направляла его, куда идти. Вошли в большие широкие двери, а потом в светлый высокий коридор. Прошли по нему вправо.
– Вот она! – Люба торжественно распахнула перед отцом дверь.
Прямо на него из красного угла смотрела икона. Такие красивые Михаил Андреевич видел прежде, разве что, в церкви. Большая, в красивом серебряном окладе, с лампадой на серебряной же цепи, икона Николая-Чудотворца. Гречко будто зачарованный перекрестился.
– Поможи, Господи, в вашей хате…
И споткнулся. Какая хата. Палаты, не иначе, царские. Высокие потолки, большие окна, в которые свободно льется свет… И это построила его дочь?
У левой стены стояла огромная кровать с никелированными шишечками, и на ней стопка подушек в белоснежных наволочках. Над кроватью – шерстяной ковер, и на нем две шашки крест-накрест, и по бокам два кинжала с серебряной рукояткой. Все старинное, дорогое…
– На какие деньги, Люба, ты все это купила?
Наверное, Люба не ожидала, что отец задаст ей такой вопрос, потому что смутилась, покраснела, и потихоньку отошла подальше, словно отец мог, как в детстве, отпустить ей затрещину.
Вообще-то ни в чем признаваться она не хотела. На вопросы станичников говорила обычно туманно, не поясняя. Мол, Василий прислал ей деньги, которые добыл на войне. И ей верили. Бывало, что казаки возвращались с богатой добычей. Но теперь тут же стоял Семен, а уж он-то знал, сколько денег перепало молодой вдове Василия. Притом, он и не знал, что только половина от тех денег. Своей рукой ведь эти деньги отсчитывал.
Люба оглянулась на Семена, который и сам в последнее время едва сдерживался, чтобы не задать сестре этот вопрос. То есть, денег на все постройки явно было израсходовано гораздо больше, чем у нее было…
Молодая женщина без сил опустилась на лавку, покрытую медвежьей полостью, у соседней стены.
– Но ведь я хотела как лучше. Я же не только для себя!
Мужчины, не сговариваясь, тоже сели на лавку по обе стороны от Любы и замерли в ожидании.
– Я дедушкин клад откопала! – выпалила Люба, не в силах больше продолжать томительную паузу.
– Дедушкин клад? – изумленно переспросил Михаил Андреевич. – Но разве он был? Я думал, это у нас такая семейная шутка. Чуть что, кто-нибудь говорил, вот откопаем дедушкин клад и заживем по-царски.
Он обернулся к Семену.
– Помнишь, Люба в детстве ходила по двору деда с бабкой, все маленькой лопаткой копала. Над нею еще смеялись: раз копает, значит, найдет!.. Когда же ты его выкопала?
– Перед тем, как невестки решили дом дедушки с бабушкой продать, а деньги между вами всеми разделить. Думаю, все равно дом кому-то чужому достанется, а как же дедушкин клад?