– Ой, а вот и папа едет, – спохватилась Ульяна и побежала прочь, словно боясь гнева отца.
В самом деле, ко двору вскоре подъехала линейка с высоким дородным мужчиной, который сам правил лошадью. Паренек, посланный за ним, провел мимо Семена коня, а он сам вытянулся перед вошедшим во двор мужчиной, по виду настоящим атаманом. Они с Павлюченко были даже чем-то похожи, и белыми вислыми усами, и дородностью. Вот только на голове донского атамана был не оселедец, как у Ивана Федоровича, а обычная стрижка «под горшок», щедро возрастом посеребренная.
– От Ивана Федоровича, сынок? – поинтересовался тот. – Он мне писал. Просил, показать да рассказать… Отчего же, покажем!..
– Да, этот ваш Голик… просил меня передать, что у него все спокойно.
– Приходится на всякий случай посты выставлять.
– Неужели и вас горцы беспокоят?
– И нас. Что же мы из другого теста сделаны. Непрошенными гостями нас считают. Не хотят признавать, что эти земли нам давным-давно сама царица даровала…
– Папа, – вмешалась Ульяна, – ты бы рассказал гостю, как у тебя дело поставлено. Он же за этим приехал.
Атаман пригладил усы.
– Я смотрю, вы уже познакомились. Моя дочка, Ульяна… Без матери росла, сиротинушка…
– Папа! – смутилась девушка, запунцовев.
– А теперь отец, злыдень, насильно замуж выдает!
– Не насильно, но мог бы и спросить, люблю ли я твоего Омельку!
– И как, любишь?
– Не люблю!
– Тогда чего и спрашивать!
Атаман гулко захохотал, встряхнув мокрыми руками, на которые ему полила воду из ковшика Алена Романовна и вытирая их поданным ею рушником. Он подтолкнул гостя в спину, заходя с ним в дом.
– Входи… Тебя как звать, хлопче?
– Семен. Гречко.
– Садись, садись, сынку, отобедаем, чем Бог послал!
– Вот скажите, Семен… – помедлила Ульяна, бросив сердитый взгляд на отца.
– Михайлович, – подсказал Семен.
– Скажите, Семен Михайлович, у вас на Кубани тоже девушек без их согласия замуж выдают?
– Бывает.
Некоторое время все, кроме Ульяны, отдавали должное наваристому борщу, а потом Савва Порфирьевич, с шумом втянув в себя воздух, сердито проговорил.
– Ты теперь начни всем и каждому жаловаться! За какого казака выдаю! Может, лучшего на Дону, а она нос воротит! Другая бы спасибо сказала…
Где-то такие речи Семен уже слышал. Сестру Любу тоже выдавали. Тоже, вроде, не насильно, но особо и не спрашивали.
– Сам, небось, маму любил!
– Любил, – согласился отец. – И это главное в браке. Когда мужчина любит женщину, только он и может сделать ее счастливой. А женщина такую любовь всегда оценит. И будет дорожить. Представь, было бы наоборот: ты бы любила, а он – нет?
– А нельзя, чтобы парень и девушка любили друг друга?
– Это счастье редко кому выпадает.
«Ну и странные мысли у этого Рябоконя», – удивленно подумал Семен. Сам он до сих пор не женился только потому, что считал: любить в семье должны оба. То, что было у его отца с матерью – бывает не у всех?
– Что-то наш гость приумолк, – обратился к нему Савва Порфирьевич. – Мы со своими разговорами на тебя тоску навели?
– Нет, я просто… маму вспомнил, – неожиданно признался Семен. – И на похоронах ее побывать не удалось. На войне был…
– Думаю, она простила тебя – ты отечество защищал… Награды имеешь?
– Два Георгия, – с заминкой произнес Семен; с некоторых пор он стеснялся говорить кому-нибудь об этом. Словно каторга, на которой он побывал, лишила его прежних заслуг.
– Да ты, к тому же, и славный воин! – причмокнул языком хозяин. – Ваш атаман писал, что вы в своей станице хотите коннозаводчеством заниматься?
– Есть у нашего атамана такие мысли. Но я и сам хочу коней разводить. Думаю, может, у вас жеребят прикупить?
– Не слишком далеко вы поехали? Говорят, и у вас поближе конные заводы имеются… Гнать жеребят отсюда – дорого вам обойдется.
– Ничего, – хмыкнул Семен, – для хорошего дела мы за ценой не постоим.
– Вон ты как! – расхохотался Савва Порфирьевич. – Хочешь свое дело начать. А деньги у тебя есть?
– Трохи имеется!
– А, может, мне не стоит тебе свое хозяйство показывать? Что же, своими руками конкурентов плодить.
– Так, где море, а где имение!.. Хочу сказать, далеко мы друг от друга.
– Ну, смотри… А ты что же, Юлька, молчишь?
– Слушаю, папа.
– Тихой овечкой прикинулась? Не верь ей, Сема, эта девка непоседа и озорница. Смотри, чтобы не уговорила тебя на какое-нибудь дело, что мне не по нраву придется. Тогда плакали твои жеребята.
В шутливом тоне атамана звякнуло железо. Хотя Семен не мог понять, на что же такое его сможет уговорить эта скромная тихая девушка?