Я прикрыл глаза, чтобы заснуть, и тогда увидел, что среди лошадей не оказалось семисаженного рыжего жеребенка, рожденного от пестрой двухвершковой кобылы. Что же, думаю, конокрад украл или волк съел? Стал озираться по сторонам — нигде не видать. Тогда я воткнул свой курык[14] в лед, забрался на него и стал глядеть вокруг. Нет, не видать! Думая, что курык оказался слишком низким, я воткнул в его петлю нож, залез на нож — опять ничего не видно. Тогда я надел на нож ножны, забрался по ним еще выше, — нигде не видать моего жеребенка! Воткнул я в конец ножен веревочную камчу[15], снова забрался на самую макушку. Чтоб ему пусто было, не видать нигде жеребенка! Что же, думаю, теперь делать? Тут меня еще раз осенила счастливая мысль: у меня была с собой иголка, которую я всегда носил под языком, о ней-то я и вспомнил. Радуясь, я воткнул ее в рукоять камчи, снова забрался на самую ее верхушку, по опять ничего нс увидел. Тогда в отчаянии я вынул глаза, поднял их и руках над головой, осмотрел ими всю степь — ничего нет! Не зная, что предпринять, я обратился за советом к своему курыку. Курык, чтоб ему пусто было, начал поносить меня. Что же, как бы ты думал, сказал он мне, ругаясь во-всю? «Если ты но дохлая собака, то, вместо того чтобы глазеть на землю, закрыл бы ты глаза покрепче и взглянул бы на небо», — вот что сказал мне мой курык. Я возразил ему: «Ой, ой, разве ты не видишь, что все небо покрыто тучами?» Он еще пуще озлился и закричал: «Эх ты, дурень, разве у тебя нет рук? Отодвинь часть туч в одну сторону, часть в другую!» Подумал я над его словами и понял, что курык мой правду говорит. Я бросил вниз ненужные мне теперь глаза, протянул руку и раздвинул тучи, потом зажмурился и взглянул на небо. О чудо, что же нужно больше? Я увидел своего рыжего жеребенка: взобравшись на веточку высокого дерева и там же ожеребившись, он стоял себе преспокойно у самой Полярной звезды, кормя молоком сына, который находился у Венеры, у склона горы Кап. Я так обрадовался, будто жена родила мне сына, и, не мешкая, тут же бросился в море, отделявшее меня от моего жеребца, сделав лодку из своего курыка, а из ножа — весло. Не тут-то было, почему-то я стал тонуть. Тогда я сделал из ножа лодку, а из курыка весло и таким образом в одно мгновенье пронесся через море.
Добравшись до жеребца и рожденного им жеребенка и боясь, что они опять убегут, я привязал жеребца к хвосту жеребенка, а жеребенка к хвосту жеребца, переплыл море и пустил их пастись на лед. Тут я увидел на льду, что под невыросшим еще старым раскидистым тростником лежал неродившийся жирный заяц. Я тотчас схватил свой лук и пустил в зайца стрелу, но она отскочила от его меха. Тогда я сбегал за стрелой, принес ее обратно, перевернул тупым концом и вновь ее пустил. Стрела прошла теперь зайца насквозь.
Проголодавшись, я привязал свою лошадь к торчавшему изо льда столбику и начал собирать кизяк в полы халата, чтобы поджарить зайца. Вдруг гляжу: лошадь моя, закрыв от испуга глаза хвостом, бьется на привязи, как бешеная. Свалив в кучу собранный кизяк, я побежал было к лошади, но кизяк вдруг сделал — фрр… и разлетелся в разные стороны: оказывается, я насобирал на льду перепелок, приняв их за кизяк! Осмотрев лошадь, я понял, что по ошибке привязал лошадь к шее белого лебедя, и она, испугавшись взмаха крыльев, бесилась и брыкалась. Я вытащил свою иголку и, не имен под рукой молотка, вбил иголку в лед своей головой, привязал коня к иголке и получил, наконец, возможность отдохнуть. Собрался было прирезать пойманного зайца, но в ножнах не оказалось ножа. Эх, думаю, где же он запропал? Думал, думал, три дня и три ночи думал, наконец вспомнил: ведь я же сам воткнул его в конец курыка, он там и остался! Лень мне было съездить за ним, я вытащил один из передних зубов и стал им резать зайца. Я всегда славился как хороший резчик, и, применив все свое искусство, я закончил резку зайца за каких-нибудь пять дней. Высушил мясо, засолил его песком, а одну ляжку зайца положил в котел, чтобы натопить себе сала. Но сало все время вытекало из котла. Тогда я выкинул цельный котел, взял дырявый — и что же получилось, таксыр? Когда-нибудь вы видали такую штуку? Ни одной капли сала не протекло, и набралось его столько, что я наполнил им кишки верблюда, кишки вола и кишки самого зайца, и еще осталось пудов шесть.
Видя, что сала мне нехватит и на завтрак, я подумал: «Лучше я смажу им свои сапоги, все-таки польза». Но сала едва хватило на пятки одного сапога, голенище его осталось несмазанным. И другой сапог тоже остался без смазки.