3. Хану принадлежало верховное право ведения переговоров с иностранными государствами, что являлось следствием его функции определять внешнеполитический курс государства.
4. Хану принадлежало право убить или оставить в живых своего подчиненного — право, бывшее следствием его функции верховного судьи. Это право и функции хана четко зафиксированы в рассмотренном нами памятнике права казахов «Жети Жаргы».
5. Наконец, хану принадлежало право издавать законы и обязательные для всех членов общества приказания — право, бывшее следствием его функции сохранять существующее общественное устройство и порядок.
Есть прямые свидетельства источников, где говорится о том, что степного властелина всегда окружала многочисленная группа помощников, советников, военачальников, а также дружина (обеспечивавшая охрану его самого, его семьи и имущества) и челядь (прислуживавшая хану в повседневном быту). Но в то же время в источниках ничего не говорится ни о ханских дворах, ни вообще о постоянном местопребывании казахских ханов до XVII в. Правительственная деятельность казахских ханов, по крайней мере в XV–XVI вв., протекала в разъездах по степи среди кочевий, как это бывало и раньше. «Нужно заметить, — писал, например, И. Шильтбергер о Дешт-и Кипчаке XV в., — что в этой стране король и вельможи кочуют летом и зимой с женами, детьми и стадами своими, возя с собою все свое прочее добро, странствуя от одного пастбища к другому в этой совершенно ровной стране» [Шильтбергер, с. 55]. О том, что и казахские ханы XVI в. постоянно переезжали с одного пастбища на другое, буквально не слезая с седла, можно судить по следующему сообщению Мухаммада Хайдара: вдова Касим-хана жаловалась Тахир-хану, что состарилась и чувствует, что не в силах оставаться в степи. «Я хочу, — говорила она, — чтобы ты доставил меня к моему племяннику Султан Саид-хану, дабы остаток дней моих я могла прожить в городе и провести в спокойствии и без тревог на одном месте».
Постоянный объезд ханом улусов диктовался как необходимостью исполнения им своих функций верховного судьи, главного охранителя и т. д., так и самим образом жизни основной массы тогдашних подданных Казахского ханства. Выше уже отмечалось, что характерной чертой экономики ханства являлось кочевое скотоводство; соответственно, налоговая система для кочевой части населения определялась натуральными видами поставок и взаимных расчетов. А поскольку ежегодный сбор в пользу хана кочевники-скотоводы отбывали в натуральной форме, то главе кочевников приходилось посещать улусы хотя бы для того, чтобы тут же, на месте умножить свои стада, свое «прочее добро», употребить съестные припасы, перевозка которых в единый центр была невозможной из-за его фактического отсутствия. Описываемое здесь явление из жизни верховного главы кочевников замечательно метко характеризуется словами Шейбани-хана, предводителя кочевых узбеков Дешт-и Кипчака, сказанные им в одной из бесед автору «Михман-наме-йи Бухара» Ибн Рузбихану: «Столица наша — наше седло».
Но положение постепенно менялось. На рубеже XVI–XVII вв. в руки казахских владетелей перешли Ташкент и Туркестан с прилегающими областями. Эти города по большей части оставались в их власти на протяжении полутора столетий и в XVII — первой половине XVIII вв. являлись местом пребывания казахских ханов и политическими центрами ханства. Там казахские ханы имели «особые дворы», а когда они отправлялись с ордой кочевать в степь, в столице оставались управлять «дядьки их».
Словом, облеченный титулом хана султан представлял собой верховного главу царствующего рода (ак-суйек) и всех подданных ханства (кара-суйек). Однако власть степного хана не соответствовала европейскому представлению о правителе. Эта власть лишь в редких случаях достигала той полноты, которая не допускает разделения ее с какими-либо другими политическими силами внутри государства. В истории Казахского ханства этот редкий случай приходится на период правления Касим-хана (ум. в 1518 г.): по свидетельству Бабура, Касим-хан держал свой народ в строгом повиновении. Других же случаев, когда бы хан держал все казахские улусы в «строгом повиновении», мы не наблюдаем. Даже, напротив, наблюдается постепенное ослабление политической власти хана. Так, по словам русского посла В. Кобякова, побывавшего в 1694–1695 гг. в г. Туркестане, казахи «живут поволностию своею, а Тевкихана слушают по малу». Между тем Тауке был достаточно сильным государем и, кстати заметить, последним из казахских ханов, чья власть территориально распространялась на все три казахские жуза. Вскоре после смерти Тауке-хана (около 1718 г.) во всех трех жузах появились свои ханы, родословная которых очень запутана. С тех пор жузы превратились в самостоятельные ханства, которые, однако, не имели особых названий, и хан каждого жуза соответственно именовался ханом Улу жуза, ханом Орта жуза, ханом Киши жуза.