– Ваня, – храбрая израильтянка на ощупь вцепилась в портупею задумчивого подъесаула, – таки я лично ничего в этом не вижу, как говорила мама сестры Таты, когда муж тыкал её носом на голого мужчину в шкафу. Где дорога, где кто, мы уже пришли или ещё не тронулись?
– Если уже тронулись, то точно никуда не придём, – продолжая пребывать в размышлении, буркнул молодой человек. – Миллавеллор, сделайте же что-нибудь! Ведь действительно на расстоянии одного шага ни рожна не видно! И, кстати, что произошло с этой забегаловкой?
– Пропала, как всегда, – равнодушно ответил мягкий баритон остроухого странника. – Я был здесь дважды, скитаясь в неправедных изгнаниях, это заведение исчезает, как только его обитатели в очередной раз умрут. А кому не известно, какое страшное оружие эльфийский лук и стрелы…
– Ты бы лучше руку дал, говорю же, ничего не вижу!
– Люди несовершенны, идите на голос, дети мои…
Рахиль решительно шагнула вперёд, а Иван Кочуев никогда бы не смог внятно объяснить, какая сила заставила его броситься на девушку, обхватить руками за талию и удержать… в считаных сантиметрах от пропасти…
Тьма над их головами словно взорвалась, резко отодвинутая в сторону одним движением огромной мужской ладони. С высоты небес хлынул тусклый, но вполне достаточный свет. Юная израильтянка только вытаращила глазки, видя, перед какой ужасающей пропастью они замерли. А бледный подъесаул, торопливо озираясь по сторонам, заметил тихо дремлющего эльфа шагах в двадцати сзади! То есть получается, что Миллавеллор спокойненько спал, а чей же голос тогда вёл их к гибели…
– Папа, это нечестно!
– Истинно, сын мой.
– Но, папа…
– Это нечестно, поэтому я этого и не делал…
– Тогда кто?
Глава девятая
О том, что писатель-фантаст сам, своей волей создаёт свои миры. Он творит людей и животных, наделяет их внешностью, характером и душой. Он решает их судьбы и в эти мгновения чувствует себя Богом! Интересно, а что, глядя на него, ощущает Бог…
Эльфа разбудили не скоро. Рахиль капризничала и злилась, потому что была дико голодная, а стащить хоть какую-нибудь мексиканскую лепёшку из бара с вампирами она не рискнула в боязни подхватить какое-нибудь инфекционное заболевание. Латиносы в этом смысле жутко нечистоплотны… Молодой подъесаул к мукам голода относился куда более спокойно, а Миллавеллор вообще питался практически одним дымом. Весьма калорийным, конечно, но это на любителя…
Дорогу, как выяснилось, он не знал, что, впрочем, никого не удивило. Седой эльф, как и всегда, играл в собственную игру, отстаивая исключительно личные, весьма эгоистические интересы. Небо прояснилось, свет просто лился с небес, без всякого участия солнца. Вдоль глубокой трещины посреди ровного поля вела извилистая тропа, на горизонте чернел лес, за ним горы.
Где-то там, видимо, располагался и следующий пункт остановки наших героев – из-за деревьев виднелись узкие струйки взмывающих вверх полос дыма. Так дают о себе знать заводские трубы или хотя бы деревенские кузницы. Земля под ногами была всё так же горяча, в воздухе чувствовалась гарь, и самое обидное, что внятность цели путешествия по-прежнему не объяснялась. То есть никаких следов утерянной принцессы и её замечательного коня, даже намёка на их существование в виде конского навоза с металлическими опилками…
Рахиль топала непривычно молча, о чём-то сосредоточенно думая. Иван безуспешно пару раз пытался завязать с ней разговор, но словоохотливая еврейка отмахивалась односложными ответами, демонстративно не позволяя взять себя под руку. Миллавеллор, как мог, утешал молодого человека, причём делая это весьма специфично…
– Великий Су Дао всегда говорил: «Мужчина выше женщины, сильнее женщины, умнее женщины, совершеннее женщины. Осталось как-то решить проблему с родами…»
– Я люблю её.
– Не менее умный Чунь По цитировал: «Любовь подобна болезни, а от каждой болезни есть своё лекарство. Прими его и спи спокойно, дорогой товарищ…»
– Между прочим, она меня тоже любит.
– Куда более просвещенный Линь Чжу предупреждал: «Мужчина, полюбивший женщину, достоин сострадания. А вот поверивший в любовь женщины заслуживает лишь горького смеха…»
– Чихал я на эту гнилую философию, как принцесса Нюниэль на ближайшего эльфа, – храбро ответил казак. – Я всё равно её не брошу, что бы она там себе ни напридумывала. Бабы все дуры, но каждая по-разному. Эту я, по крайней мере, хоть чуточку знаю…
– И что, помогает?
– Не уверен, – помолчав, признался Иван. – От одного Рая мы сами отказались, из другого нас турнули взашей. Не хотелось бы думать, что из-за неё, но…
– Но библейские параллели набегают сами собой, не правда ли? Наша маленькая Рахиль подобно праматери Еве надкусила запретный плод…
– Ничего она не кусала, меня разве, и то в шутку. А попадись ей обычное яблоко – схрумкала бы не останавливаясь. К продуктам питания она относится беспощадней, чем к антисемитам…
На последней фразе оба мужчины врезались в спину резко остановившейся израильтянки. Бывшая военнослужащая молча подняла руку, предупреждающе вскидывая «галил» и одним кивком головы указывая на невысокую стену глухого забора, таящуюся в глубине реденького леса. Хлипкие доски были украшены странным знаком – большим жёлтым треугольником в чёрной окантовке, с двумя силуэтами посередине – бегущая маленькая девочка и за ней более высокая мужская фигура. Знак, как вы понимаете, самый общеизвестный, удивляло лишь его местонахождение…
– «Внимание, дети!» – пожав плечами, припомнил молодой человек. – Ну, а с какого бодуна оно тут? Разве в Аду могут быть дети…
– Хорошая тема, – тихо сквозь зубы процедила Рахиль, от напряжения забыв добавить своё национальное «таки». – И я уже слышу на него ответ с той стороны. А вы?
– Друг мой, ваша избранница непрозрачно намекает на то, что из-за ограды явственно доносятся звуки детского плача, – примиряюще ответил ушастый толкиенист на недоумевающий взгляд подъесаула. – Ничего более определённого сказать не могу, ибо я в этих краях не был. Или был? Не уверен… Но даже если и был, то этого забора здесь не стояло!
Иван Кочуев, не вступая в лишние дискуссии, молча двинулся вперёд широким шагом. Продрался сквозь почерневший кустарник, снял фуражку, прильнул щекой к щели в досках. Потом резко изменился в лице и, срываясь на бег, резво двинулся вдоль забора влево.
– Мы идём за ним? – зачем-то спросил Миллавеллор.
– Да, но… – Юная еврейка подцепила его пальчиком за поясной ремень, властно притянула к себе и, приподнявшись на цыпочках так, что в тощий живот эльфа упёрлась её решительная грудь, сладко прошептала: – Если я иду впереди, то оно не значит, что глухая, как птица тетерев. Да, мне нельзя его любить. Да, за один поцелуй нас выперли из Рая. Всё так, но… Если вы ещё раз понамекаете Ване, чтоб он меня разлюбил, я собственноручно устрою вам такое обрезание, что тёте Нюне будет реально не на что порадоваться! Это мой казак… Вопросы?
Вопросов у многомудрого Миллавеллора не было. А тонкую, всепонимающую улыбку он позволил себе, лишь когда девушка отвернулась. И, согласитесь, это был акт отчаянной храбрости с его стороны: Рахиль явно находилась не в том состоянии, чтоб безнаказанно сносить эльфийские ухмылочки за спиной… Поэтому он сознательно замедлил бег, в то время как молодые люди едва ли не на полной скорости вылетели к гостеприимно распахнутой калиточке и, не сговариваясь, протолкнулись туда оба, одновременно…
Поступок глупый до чрезвычайности. Как мы уже знаем, каждый второй начитанный потребитель фэнтезийной жвачки вёл бы себя совершенно иначе. Проблема лишь в том, что иначе наши герои просто не могли, и отнюдь не по законам жанра. Иван Кочуев привычно действовал в ладу со своими иллюзиями и личным пониманием того, как в сложившейся ситуации вели бы себя настоящие казаки. А Рахиль… ой, вот с ней всё было гораздо сложнее – её посетили мысли о мученичестве! Чуть позже мы коснёмся этого поподробнее, а пока…