В то время, как казаки отбивались на берегах Еи от крымской орды, пугачевцы приближались к границам их войска. Еще по первому слуху о том, что казак Зимовейской станицы, Емельян Пугачев, дерзнул назвать себя именем почившего императора Петра Федоровича, донцы отписали в столицу, что они «рады свои головы сложить, дабы пресечь действа бездельника и изверга Пугачева». По Высочайшему указу, дом, в котором жил Пугачев, казаки сожгли, пепел развеяли по ветру, а семейство Пугачева отправили к нему в Казань; Зимовейская станица, по просьбе самих казаков, была перенесена на новое место и назвала Потемкинской. Между тем, когда три пугачевские шайки ворвались в пределы войска, Дон очутился совсем беззащитен: не было ни людей, ни воинских доспехов, ни снарядов. Жители, покинув станицы, бежали в леса, укрывались в камыши. Кто же не успел спастись, того принуждали силой присягать и служить императору Петру Федоровичу; в случае же сопротивления: или вешали, или без всякой жалости убивали. Походный атаман Луковкин с трудом собрал 5½ сотен, и по большей частью малолеток. Проскакав 80 верст, он накрыл одну шайку в Етеревской станице, разбил ее и тотчас повернул на Медведицкую, где, после упорного боя, разнес другую шайку; третья была разбита в Пензенской губернии, на реке Боланде. За такие молодецкие подвиги Луковкин получил полковничий чин, золотую медаль и был назначен бессменным судьей войсковой канцелярии.
В первых числах августа самозванец приближался к Царицыну. Между Качалинской станицей, на Дону, и городом тянулся в ту пору земляной вал, вдоль которого находились три крепости и редут, вооруженный пушками. Это была так называемая «Царицынская линия». Ее охрана издавна лежала на донских казаках, которые высылали сюда летом по 1200, а зимою по 600 человек. Теперь же их было только 300 человек с войсковым атаманом Василием Перфиловым. Царицынский комендант, полковник Циплетев, готовился дать отпор. Он расставил казачьи посты вдоль по Волге до Черного Яра; у Ахтубинского завода поставил заставу из пехоты, при одной пушке. По всей линии были устроены маяки: на длинных шестах повесили пучки соломы. Но в самом Царицыне войск, можно сказать, не было: 4 гарнизонных роты да 300 вооруженных граждан.
Еще надо прибавить, что здесь находилось под надзором 900 пленных турок, и все окрестное население участвовало в бунте. Циплетев обратился за помощью к донцам, и донцы откликнулись. Вообще, на первых же порах не поддались прельщениям самозванца, и если бывали случаи перехода на его сторону, то, как увидим дальше, они-то и погубили в конец его дело. Около Преображенья дня в Иловлейскую станицу был доставлен пугачевский манифест, которым Донское казачье войско приглашалось «оказать ревность и усердие для истребления вредительных обществу дворян и явилось бы в главную армию, за что на первый случай получит награжденье, не в зачет жалованья по 10 p., и вперед оставлено не будет». Василий Малков, посадив посланных под арест, манифест отправил к царицынскому коменданту, а сам с полком выступил в Дубовку. Здесь его разъезды, окружив шайку злодея, подъезжали к самому городку и ежедневно хватали по несколько пленных. В Черкасске в это время выряжали полки Платова и Павла Кирсанова из казаков, прибывших с Кубани на льготу. На 4-й день после Успения сошлись под Царицыным полковники Федор Кутойкин, Михаил Денисов и Карп Денисов. Последнего выслали сейчас же с разъездом к стороне Дубовки. Мятежники большою толпою выехали ему навстречу, и тут, на реке Мечетной, произошла первая схватка. Прочие полковники, выскакав из Царицына, два раза прогоняли мятежников до самых пушек, но под напором толпы должны были отступить. Между тем, раненый в схватке Кутейников попался в плен. Потеряв начальника, казаки его полка возроптали, что их покинули, не подкрепили из города ни пехотой, ни конницей. Многие покинули полк и передались мятежникам, а двое хорунжих, Крапивин и Терентьев, преклонили перед Пугачевым «хорунгу».