В начале XX века образованная молодежь начала насмехаться над этими суевериями, но они слишком глубоко укоренились, чтобы исчезнуть моментально, к тому же они не вредили боевым качествам казаков, не уменьшали их воинской доблести и прилежности к службе.
Попы крестили казацких детей, выбирая имя по своему усмотрению, согласно греко-православному календарю. Отсюда распространение имен, не имевших ничего общего с русскими святыми – покровителями войска или с царями… Порой казак объяснял, показывая на сына: «Мы его зовем Саней, но настоящее его имя Хрисанф (по-гречески: золотой цветок). Мы хотели назвать его Александром… Мы очень любим это имя. Сколько царей его носило!.. И наш герой Суворов! Его тоже звали Александром… А благоверный князь Александр Невский!.. Но попробуй поспорь с попом… И вот он Хрисанф…»
Избирались только атаманы станиц и городков. И только всеми уважаемый казак с безупречной репутацией мог быть избран и удостоен чести получить эмблему атаманской власти, насеку, а также станичную или поселковую печать. Попов, лучший историк забайкальского казачества, описывая собрание казаков, выводит на сцену станичного атамана: «С места поднялся атаман. Статный казак высокого роста, широкий умный лоб, из-под темных бровей светлые глаза окидывали присутствующих взглядом. Тотчас воцарилась тишина… Погасили сигареты, придавили пальцем табак в трубках, и все казаки встали. Остались сидеть только убеленные сединами. Сотни глаз уставились на атамана…»
У забайкальского казака были зоркий глаз и тонкий слух – необходимые для охотника качества. Охотясь, он на много недель уходил в тайгу и брал незначительную часть ее богатой фауны для себя и своей семьи. Из леса он также брал древесину, служившую ему материалом для постройки изб и других зданий, саней, телег, повозок. Он сам обрабатывал кожу, шедшую на изготовление обуви и конской сбруи, женщины плели шерсть. Земля давала казаку все необходимое для жизни, он практически ничего не покупал.
Зимой, после окончания полевых работ, из-за сурового климата он был вынужден сидеть дома. Тогда он проводил многие часы за столом с приятелями, пришедшими составить ему компанию: они вместе пели старые казачьи песни, плясали, разумеется, казачьи пляски. Он был очень гостеприимен, и в этом богатом краю его гостеприимство обычно было широким и щедрым. Его стол всегда был обильным, и за разговорами забайкальский казак неспешно ел с гостями соленое и вяленое мясо, копченую или сушеную рыбу, грибы, молочные продукты…
Чаевание – любимое занятие всех русских, но для забайкальских казаков оно стало почти ритуальным действием. Они посвящали ему много времени, даже на войне, по воспоминаниям полковника Квитки, рассказывающего об этом с явным неудовольствием: «В 3 часа утра я разбудил казаков. Потягиваясь да позевывая, они стали выводить лошадей на водопой, потом подвесили торбы с зерном, и началось продолжительное чаевание, точно совершалось какое-то священнодействие… <…> я проснулся и разбудил казаков; опять они копались и чаевали бесконечно. <…> Против этой неповоротливости и неспособности забайкальцев к расторопной работе ничего не поделаешь; их чаевание, когда время дорого, может извести самого хладнокровного человека».
Казак любил тайгу, охоту, но также он любил и землю. Он с детства приучался к работе на ней. Для того чтобы засеять поле, надо было вырубить лес, выкорчевать корни, распахать… Как и во всех своих делах, он никогда не начинал работу без того, чтобы вместе с семьей долго и страстно помолиться Богу о даровании хорошего урожая.
Пока казаки напряженно трудились, старики оставались дома, но не бездельничали. Они мастерили носилки, лыжи, сани, грабли, вилы. Обдирали кору с деревьев, из которой изготавливали различные вещи для дома. Варили деготь и смолу. Вместе с женщинами забивали овец. Женщины вялили мясо, сушили сухари, а дети пытались делать метлы и щетки.
Ранее забайкальцы были не слишком расположены к учению: их предки прекрасно жили в невежестве. Но не всегда приятно зависеть от станичного книжника, а главное, самолюбие казака страдало от того, что он не мог сам расписаться и бывал вынужден звать грамотея, чтобы тот сделал это за него… Поэтому в станицах стали постепенно появляться школы, иногда до ближайшей приходилось добираться несколько верст, но казаки быстро оценили преимущества образования: все возвращавшиеся к себе в станицы после действительной службы умели читать и писать. Потом школы построили чуть ли не в каждом городке, каждой станице. После трех лет учебы в станице те, кто мог, а главное, хотел продолжать учебу, посещали учебные заведения более высокой ступени.