Важнейшей характеристикой лавы и любого казачьего строя было постоянное движение и постоянные перестроения. Французский капитан Баррэ впервые увидел казаков в сентябре 1813 г. «Как сплоченно они двигались и как быстро они исчезли», — с наслаждением вспоминал он даже спустя годы»{133}.
«Маяк», состоявший из десятка самых лучших казаков сотни, был самой статичной частью построения. К нему возвращались казаки после атаки (отсюда и название).
Наиболее подвижными были «крылышки» — лучшие казаки, собранные на флангах построения. Именно они всегда пытались охватить фланги противника или выезжали на поединки, когда противник сам рассыпался и выказывал желание подраться «один на один» — фланкировал.
Фланкеры, «которые по казачьему называются крылышками», — охарактеризовал их А.К. Денисов{134}.
Естественно, самоутвердиться в таком сообществе, как донские казаки, можно было лишь через победы в единоборствах.
Е. Кательников, описывая события XVIII в., свидетельствует, что лучшие единоборцы носили название «царских слуг» и ради этого почетного названия отказывались от всех наград и производств. «Они имели крыльщиков своих из охотников, на сражениях всегда отделялись на крыло и выезжали на перепалки»{135}.
Возможно, слова «крылышки» и «крыльщики» являются искаженным восприятием друг друга, и вопрос здесь — что первично?
Рассыпаясь и растягиваясь в лаве, казаки тем самым заставляли противника тоже растягиваться, терять строй. А.К. Денисов вспоминал, что в одном из боев «приказал казакам занимать пространнее поле, дабы неприятеля растянуть», заставить его расстроить ряды{136}.
При необходимости казаки быстро научились заменять лаву сомкнутым строем, необходимым для таранного удара. «В начале войны они не умели делать сомкнутых атак подобно прочим конницам; они атаковали обыкновенно в разомкнутом строю, или лавой, с громким криком, причем каждый намечал себе заранее противника (выделено мной. — А.В.).
Позднее, в течение кампании, они прониклись большей дисциплиной и порядком и научились сомкнутым атакам, которые производились ими очень смело и нередко с успехом против французской регулярной конницы и даже против пехотных каре»{137}.
Кстати, проникнув 13 октября 1812 г. в тыл французов, казаки двигались в таких порядках, что сам Наполеон и его свита приняли их за своих: «Так как они были порядочно построены, то мы приняли их за французскую кавалерию», — вспоминал генерал Рапп{138}.
И тем не менее традиционным для казаков считался все-таки рассыпной строй. «Для атак разомкнутым строем нет лучшего примера для подражания, чем действия турок и казаков», — писал известный военный теоретик Жомини{139}.
Казаки и разведка
Казаков всегда называли — «глаза и уши армии». Но было бы неверно сводить их функции только к «освещению местности», «подглядыванию и подслушиванию». Разведку казаки организовали и вели на самом высоком уровне.
«Есть четыре способа получения информации об операциях противника, — писал Жомини. — Первый — это хорошо организованная система шпионажа; второй состоит в рекогносцировке, проводимой опытными офицерами и легкими отрядами; третий — в допросе военнопленных; четвертый — в том, чтобы строить гипотезы и версии… Есть также и пятый способ, состоящий в подаче сигналов. Хотя он используется, скорее чтобы указать присутствие противника, чем для того, чтобы прийти к заключению в отношении его планов, он может быть отнесен к той же категории, что и другие способы»{140}.
Систематическая разведка, проводимая казаками, включала в себя все указанные военным теоретиком способы.
Сам Платов занимался агентурной разведкой, «организованной системой шпионажа». Вот ряд донесений М.И. Платова по поводу действий одного из его агентов. М.И. Платов П.В. Чичагову 11 (23) декабря 1812 г.: «А для вернейшаго разведания обо всем послан от меня находящийся при мне квартирмистрской части капитан Тарасов до местечка Верболена, коему приказал я послать отто[ль] к стороне Кенигсберга верного человека из евреев, дав ему за труды и обстоятельное разведание назначенные мною золотою монетою денег»{141}.