Из церкви епископ позвал гетмана и старшин на обед. Туда же были приглашены и' воеводы с товарищами. Когда вино развязало язык гетману, он стал уверять в своей преданности царю, доказывал пред воеводами, что еще как был писарем, то и покойного гетмана Хмельницкого привел к подданству. «Но я теперь опасаюсь, — прибавил он, — государева гнева, что без его указа выбран гетманом: мы получили грамоту от государя, а в ней я назван не гетманом, а писарем».
Тогда Богданович, генеральный судья, проговорил такую речь:
<<Когда мы, козаки, поддались под высокую руку его царского величества, то государева милость была к нам такова, чтоб вольностей наших у нас не отнимать; а теперь присланы к нам пункты, по которым приходится потерять нам вольности; а мы как были под королевским владением, то у нас вольностей король не отнимал; мы же отступили от короля и поддались под государеву высокую защиту только ради обороны христианской веры от ляшского гонения, чтоб нам не быть в папежекой вере, либо в унии».
Бутурлин, обратясь к Выговскому, сказал:
<<На тебя, гетман, нет никакого гнева государева; а от ,-тебя перед великим государем так есть неисправление: выбирают тебя на Богданово место, а ты великому государю о том и не написал и не учинил никакой ведомости Великому государю неведомо, что ты гетманом учинился; потому-то в государевых грамотах к тебе и назван ты писарем; как ты был прежде писарем, так писарем и назван. Ты, гетман, о том не оскорбляйся и служи по-прежнему великому государю, а государево жалованье и милость будет тебе свыше прежнего».
«Когда только меня стали выбирать в гетманы, — сказал Выговский, — я не хотел брать на себя этого регимента без государева указа; я долго отговаривался; но полковники и чернь мне дали булаву и знамя с большим упросом; пусть государь нас пожалует: не велит у нас отнимать прежних вольностей; а мы, ему, великому государю, готовы служить и стоять против всякого неприятеля и никогда не отступим от высокой руки его величества!»
Скоро после того брошена была новая тень опасения в нарушении вольностей. Наступал выбор митрополита. Съехались в Софийский монастырь духовные и старшины казацкие. Гетман пригласил киевских воевод. Бутурлин отвечал, что не поедет без царского указа. Уже прежде он передавал, и духовным, и светским, желание московского правительства, чтоб киевский митрополит -подчинился московскому патриарху и был бы от него назначен. Теперешний отказ приехать на выбор указывал, что московское правительство намеревается нарушить одно из важнейших прав присоединенного края. Выбор тогда не состоялся. Отложили выбор до Николина дня; между тем возросло и неудовольствие к московскому правительству, и страх за свои права.
Из Киева гетман поехал в Переяслав и 24-го октября свиделся с Ромоданавеким в присутствии своих старшин: обозного Носача, Тетери, Богдановича, Ковалевского и своего брата Данила. Ромоданавский уже два месяца стоял под Переяславом с ратными людьми и не получал никаких запасов. Он жаловался, что его прислали сюда по просьбе казаков, чтоб оборонять край от неприятеля, а продовольствия не дают, и грозил уйти назад.
Несмотря на подозрение, которое рождалось от прихода великороссийских войск, гетман старался удержать всеми способами Ромодановского, и совсем не в том духе с ним говорил, как на раде в Корсуне. Он извинялся в недаче запасов тем, что в Украине, после смерти. Богдана, он, Выговский, еще не был настоящим гетманом; не было еще начальства, которого бы все слушали; он представлял, что неприятели сделают нападение на Украину, как только великороссийское войско отступит прочь, и, наконец, описывал внутреннее беспокойство края. «После Богдана Хмельницкого, — говорил он, — в черкасских городах учинился мятеж и шатости, и бунт; а как скоро ты, окольничий его царского величества и воевода князь Григорий Григорьевич, пришел в черкасские города с ратными людьми, то, милостию Божиею и государевым счастием, все утишилось; теперь в Запорожье большой мятеж: хотят побить своих старшин и поддаться крымскому хану! Я, помня .свое крестное целование, за такие заводы, бунты и измену царскому величеству, поеду их усмирять с войском, а ты, окольничий и воевода, с ратными людьми перейди за Днепр; с тобой будут полковники: белоцерковский, уман-ский, брацлавский и другие; а я управлюсь с бунтовщиками и предателями. Они наговаривают на нас, бунтовщики, будто бы мы царскому величеству неверны; а мы живым Богом обещаемся и клянемся небом и землею: чтоб нам Бог своей милости не показал, если мы мыслим или вперед будем мыслить какое-нибудь дурно и неправду! Как за Бога, так и за него, великого государя, держимся».