После того Немирич пригласил посла к гетману на обед. „
Когда обедали, Барабаш стоял у полы шатра, прикованный к пушке. .
«Что делается в Белгороде? — спрашивал его Выговский, пируя с гостьми: — много ли ратных людей в Белгороде?»
«Богато людей», отвечал Барабаш.
«Это Барабаш на ссору наговаривает, — заметил дьяк: — в Белгороде. людей немного».
Гетман пил чашу государеву. Пили гости. Барабаш стоял на поругание перед гостьми в злополучном виде.
5 сентября опять позвали дьяка к гетману:
«Говоришь ты, гетман, — сказал дьяк, — что царского величества воевода Ромодановский и ратные люди, будучи в Запорожском Войске, козакам и крестьянам учинили обиды и насильства, и разорение, а мне случилось видеть твой лист к Богдану Матвеевичу Хитрово: ты просил его бить челом государю, чтоб его царское величество приказал Ро-модановскому с ратными людьми выступить из черкасских городов только потому; что своевольство у вас укрепилось и утруждать войска нечего. Там. ты не писал о насильствах и разореньях, а теперь говоришь мимо истинной правды, будто тебе делаются от них насильства и обиды! Всклады-вать напраслину и затевать неправду от Бога грех и qt людей стыдно!»
Гетман на это отвечал:
«Когда я писал письмо к Богдану Матвеевичу Хитрово, мне не было подлинно известно о тех невыносимых несправедливостях, какие делали войска; а как мне стало . ведомо про все насилия и грабежи, и разорения, и убийства, тогда я, посов етовавшись с старшиною, призвал татар и пошел на отмщение своих обид, и буду биться, пока нас всех стан ет!>> .
Дьяк начал расточать прежние убеждения, напоминал о присяго, о единоверии, о царской милости, и просил, по
крайней мере, удержаться: от неприятельских действий, пока придет царский указ. .
Гетман отвечал:
«Неудобно нам с большим войском стоять на месте. У нас не заготовлено припасов, — войско будет делать тягости мещанам и пашенным крестьянам».
Дьяк снова начал убеждать и стращал козаков гневом Божиим. После долгого упорства гетман, наконец, сказал:
«Хорошо, я напишу с тобою к его царскому величеству и буду ожидать царского указу от сего числа три недели и четыре дня».
<<Так скоро? Я за дебелостью своею не поспею!» — сказал дьяк. . -
«Более четырех недель мы ждать не будем, — сказал гетман: — и после четырех недель начнем биться с князем Ромоданавским и с изменниками своими, которые поселились в новых городах. Да еще вот что — как лист мой гетманский придет к государю, так принимает его посольский думный дьяк Алмаз Иванов, а государю кажет не подлинные листы, а списки с них; сам думный дьяк Алмаз Иванов недоброхотен ни мне, ни Войску Запорожскому, и я думаю, что он к великому государю взносит несходные с подлинными листами списки. Я сам, как был писарем при Богдане Хмельницком, то, бывало, кто мне недруг и о чем-нибудь пишет гетману, так я читаю гетману не то, что писано,_ нарочно, чтоб гетмана рассердить на того, кто пишет. Пусть его царское величество пожалует гетмана и все Войско Запорожское: не велит ведать листов наших думному дьяку Алмазу Иванову, а поручит кому-нибудь другому из ближних людей; да чтоб государь велел перед собою читать подлинные мои листы, а не списки».
. «Думный дьяк Алмаз Иванов, — объяснял Кикин, — по милости его царского величества, человек честный, навыч-ный книжному ученью и многим философским наукам; ему вручены и паверены от государя все грамоты от разных христианских и бусурманских государств; не для чего ему быть к тебе и к Запорожью недоброхотным и не годится тебе так бесчестить думного палатного человека его царского величества».
<<Мне мои посланцы сказывали», — говорил Выговский.
«Посланцы твои, — сказал дьяк, — пьяницы и баламуты, — на ссору тебе говорят, не хотя видеть тебя в милости. у его царского величества. Будь надежен на милость великого государя нашего, не прельщайся на злохитрые прелести и не верь ссорным и смутным речам».
С этим словом дьяк вышел от гетмана.
По приходе в свой шатер, явился к нему войсковой Федор Лобода с Чигиринским козаком Коробкою. Он был ему знаком издавна по прежним его поездкам в Малороссию. .
«Гетман, — сказал Лобода, — положил тебя отпустить, а полковники, корсунский Краховецкий, да' черкасский Джулай, да Павел Тетеря приговаривают тебя отдать татарам, а татары докучают об этом беспрестанно, но гетман отговаривается, сказывает,' что отправит тебя в Чигирин на работу — делать город. Всей измене у нас заводчик Павел Тетеря: он все нынешнее лето проживал в Корце с ляхами и с ними сговаривался, как бы освободиться из-под власти царского величества».