Андреа. Неужели вы думаете, что я могу вернуться к неверной женщине?
Казанова. Мне кажется, вы заблуждаетесь…
Андреа. Конечно, другие могут… в том числе и вы…
Казанова. Вы говорите о Терезе, вероятно?
Андреа. Из тысячи, что вам даны на выбор, вы избрали самую неверную…
Казанова. Вы не сомневаетесь в этом?.. Вы же ее впервые видите…
Андреа. Она сама, кажется, призналась…
Казанова. Да неужели, друг мой, вы не заметили верности любящего сердца Терезы?..
Андреа. Вас всегда отличало богатое воображение…
Казанова. Да ведь она вернулась ко мне!.. Вернулась!.. Есть ли на свете иная верность?!
Андреа. Только возвращение являет собой верность?..
Казанова. Да. В возвращении из любого странствия.
Андреа. Ну, возвращение под кров родной — это еще куда ни шло!..
Казанова. Самообман!.. Отчизна и чужбина — пустой звук! Душа призвана скитаться вечно!.. Отчизна… То, что вчера согревало ласковым теплом, сегодня обдает холодном… то, что вчера еще мы называли отчизной, сегодня — всего лишь отдых в пути!..
Андреа. Вы не философ, вы — софист!
Казанова. Возможно, но я не бьюсь в путах своей совести, не даю себя обмануть и не строю космических иллюзий. Мир изменчив, я могу впадать в ошибки, но все равно вижу его таким, каков он есть… (Достает из сумки письмо, которое получил от Марколины.) Вы только послушайте… они сочли меня годным для роли полицейского шпиона!.. (Читает.) «Дорогой Казанова, если бы вы согласились тотчас же по возвращении на родину завязать для блага государства знакомства в достаточно известных, но опасных кругах, поддерживать с ними дружеские отношения и обо всем, что покажется вам подозрительным, незамедлительно представлять Сенату обстоятельные донесения…». Каково?! Вот вам отчизна!.. О, я отомщу!.. Они еще не знают Казановы!.. Они хотят посадить еретиков в свинцовые камеры, но посидеть там придется им самим! Только бы мне скорее попасть в Венецию!.. О, я им покажу!..
Андреа. Извините, шевалье, я, кажется, напрасно задержал вас… У вас неприятности, а мои сомнения…
Казанова. Советую вам пойти к своей возлюбленной и рассеять все свои сомнения…
Входит Амалия. Она возбуждена, заглядывает в другие комнаты, видимо, что-то ищет.
Вы, кажется, чем-то озабочены?
Амалия. За столом веселье, и никому нет дела, … А я слышу какой-то шум…
Андреа. Очевидно, начали проявлять беспокойство господа, которых запер Тито…
Амалия. Какие господа? И зачем их заперли?
Андреа. Не беспокойтесь… Надеюсь, я сумею освободить их из заточения.
Казанова. Пригласите их к столу! Я хочу напоследок, перед отъездом с Терезой в Вену, изрядно повеселиться в большой компании.
Андреа(проникновенно). Поверьте, шевалье… радушнее и добрее вас я не встречал людей!.. (Вышел.)
Пауза. Амалия устало опустилась на стул.
Казанова. В чем дело, Амалия?
Амалия. Вас ждут к столу.
Казанова. Я получил письмо… И так как должен немедленно дать ответ, то прошу меня извинить…
Амалия. Как вам будет угодно… (Помолчав.) Ты все-таки негодяй, Казанова! Эта дуэль, этот скандал… Анина собирается уезжать…
Казанова. Не говори мне о ней, философка! Я мог бы обладать ею, когда только пожелаю. Недоступных женщин на моем пути не было… Ну, а если и бывали… Пожалуй, я даже встретил одну в былые годы, но тут же нашлась другая, более податливая… Я не стал терять время и понапрасну вздыхать хоть один день.
Амалия. О чем ты сожалеешь? Ты прожил свою жизнь как хотел… И теперь ты еще всюду находишь женщин, даже если они не безумствуют от любви в тебе, как когда-то я безумствовала…
Казанова. Вчера ты мне сказала, что и сейчас влюблена в меня как в прекрасного юношу…
Амалия. Я молила тебя подарить мне одну ночь, но ты отверг меня, видимо, полагая, что еще можешь выбирать женщин по своему вкусу.
Казанова. Видимо… полагая… Что ты хочешь этим сказать?
Амалия. Ты и сам все прекрасно понимаешь!
Казанова. Анина — не женщина! Она — ученый, философ, пожалуй, даже чудо природы, только не женщина!