Можно побиться об заклад, что вся эта театральная интрига завязалась с той минуты, как у К.К. случился выкидыш в монастыре. М.М. это засекла, выведала секрет девицы, соблазнила ее, вступила в энергичное соперничество с Казой, разожгла любопытство Берниса, выманивая у него все более многочисленные подарки и надеясь, сознательно или нет, забеременеть, как К.К. в начале интриги, а тем временем К.К., хоть и не отказалась от новой попытки завлечь Джакомо, несомненно, мечтала занять место М.М. при французском после.
А как же мужчины? Они что, оказались в дураках? В общем-то нет. И женщины тоже нет. Одно не подлежит сомнению: все четверо получали наслаждение, и большое.
Дальше идти некуда, развязка наступает сама собой: Берниса ждут новые обязанности при Версальском дворе — он должен уехать. К.К. выйдет замуж за человека, не имеющего отношения к четверке, бесстрашная красотка М.М. исчезнет со сцены.
Карнавал? Да, но при этом и борьба властных сил.
Каза ни о чем не подозревает, но над его головой собирается гроза.
Казанова преступил невидимую черту. Монахиня-патрицианка (М.М. происходит из могущественной семьи Морозини), иностранный посол, к тому же духовное лицо, — это опасные связи, затрагивающие государственную безопасность. Кто он, этот любитель, бывший скрипач, сын комедиантов, посмевший встревать в наши дела? Что ему, собственно, известно? Что он выведал? Ему покровительствует Брагадин, ну и что? Ведь это, в общем, старый безумец, который пал жертвой бессовестного шарлатана, игрока и распутника. Словом, чтобы покончить с делом, как можно охарактеризовать этого навязавшегося на нашу голову выскочку? А вот как — атеист. Превосходный мотив для обвинения. Светлейшая республика умеет защищаться.
Джакомо уже обратил внимание, что вокруг него вертится некий Мануцци, шпион инквизиторов. Однажды Мануцци просит Казу одолжить ему книги по магии. Буря все ближе, тщетно Брагадин предостерегает своего приемного сына, советуя ему бежать, — все без толку, Каза не считает себя виновным, он остается. Судьба указывает нам путь? Следовать воле Божьей? Каббалистические пирамиды? Ангел Паралис? Неизвестно.
25 июля 1755 года (ему только что исполнилось тридцать) Каза арестован по приказанию Трибунала государственной инквизиции:
«Мой секретер был открыт, все бумаги лежали на столе, за которым я писал…»
Сбиры немедля конфисковали все его рукописи и книги. И «Ключ Соломонов», и «Привратника картезианцев» (непристойную книжицу), а также Ариосто, Горация и Плутарха.
Никаких объяснений, никакого суда. Приказ — заключить в тюрьму Пьомби.
Сегодня мы знаем, что Казу уже приговорили к пяти годам тюремного заключения за атеизм. Ему самому об этом ничего не известно.
Можно подумать, жизнь его разбита. Как раз наоборот. Пребывание в темнице, внутренний протест, побег — все это только обострит его любовь к приключениям и к свободе.
Пути Провидения неисповедимы. И вот доказательство: Господь хранит своего любимого атеиста.
Каза просидел в Пьомби с конца июля 1755 года по 1 ноября 1756-го. Больше пятнадцати месяцев. Пять сезонов в аду. Это тяжкое испытание, как физическое, так и моральное. Вначале, пишет он, «я выделял очень много жидкости». Когда впервые была опубликована история его побега, точность описания шокировала читательниц в Праге, но таков уж он, Казанова, у него есть тело, оно ему совсем не безразлично, он наблюдает за ним, прослушивает его. Точно так же он приметлив к подробностям, когда дело касается мест, где он находится. Куда выходит его камера, ее размеры, что в ней из какого, более или менее податливого, материала сделано — ни одна мелочь не ускользает от его внимания. Вообще в подготовке своего побега он проявит себя отменным мастеровым.
Вокруг снуют крысы, заедают блохи. Первая физическая реакция Казы, запертого в темнице, без хлеба и воды, — восемь часов подряд простоять неподвижно, привалившись к маленькому слуховому оконцу. Крыша тюрьмы свинцовая, поэтому в камерах летом невыносимая жара, а зимой ледяной холод. Надо держаться, это ясно, но как? С помощью мысли. Первая констатация: «Уверен, что большинство людей умирают, так и не научившись думать».