«Заключение, хотя и недолгое, отвратило меня от Парижа и заставило до скончания дней бесповоротно возненавидеть всяческие процессы»*.
Хорошо, конечно, иметь деньги и власть, но они приносят разочарование. В то время наш философ был вовсе не настроен sequere Deum.
«Все предопределено, мы не вольны в поступках, которые совершаем. И стало быть, все самое важное, что приключается с нами на свете, непременно должно случиться. Мы всего лишь мыслящие атомы, что движутся туда, куда несет их ветер».
В Германии Казе не везет. В Кельне он встречает г-жу X., красотою равную Олимпии Ариосто, но, чтобы овладеть ею, приходится идти на самые изощренные военные хитрости: скрючившись, сидеть пять часов в исповедальне запертой церкви, затем ждать на лестнице, ведущей из ризницы в покои дамы. И вдобавок стараться не разбудить спящего рядом мужа. Усилия вознаграждены, но слишком дорого далась награда. В Штутгарте Каза постоянно проигрывает. Все как-то не ладится. Скорей в Швейцарию!
В Цюрихе он переживает нравственный перелом: «Высшее из всех благ — полное спокойствие».
«С этой мыслью я заснул, и меня посетили приятные видения о жизни в тишине, уединении, довольстве и покое. Мне снилось, будто я хозяин чудной усадьбы и там обрел ту сладкую свободу, которую вотще искал в светском обществе. Проснувшись на рассвете, я с досадою вернулся к горькой яви и положил себе осуществить свои грезы; встал, оделся и бросился прочь из дому неведомо куда».
Чем не Руссо! Не удивительно, что Джакомо встречается церковь, а в ней смиренный монах, который показывает ему прекрасную библиотеку — вот в чем, быть может, заключается истинная жизнь? Стать монахом? Или жениться? В трудную минуту либертина осаждают искушения справа и слева. Подобные вопросы возникают в «Истории моей жизни» не раз. «В моем возрасте, — думает постаревший Казанова, — независимость обращается в разновидность рабства».
«Женись я в свое время на расторопной женщине, которая умела бы так мною руководить, так меня направлять, чтобы я своей подчиненности не замечал, я исправно заботился бы о своем состоянии, у меня были бы дети и я не очутился бы, как ныне, неимущим и неприкаянным».
Дети-то у Казы были, но не он их растил. Впрочем, старый библиотекарь из Дукса тут же спохватывается: «Я вполне счастлив своими воспоминаниями, так что предаваться бесплодным сожалением неразумно». Да, он одинок, у него ничего нет, но с ним его перо.
Стоит Казе потерять уверенность в себе, как он заболевает, но на этот раз его недуг — следствие злого умысла, обдуманной женской мести. Он называет эту особу Ф. Она заманивает его на свидание, выдает себя в темноте за другую, а на другой день присылает письмо:
«Знайте, сударь, что вот уже десять лет я не могу исцелиться от небольшой хвори. Вы достаточно потрудились в эту ночь, чтобы также ее подцепить, посему советую вам незамедлительно принять лекарства. Предупреждаю вас для того, чтобы вы ненароком не передали заразу своей милой, которая по неведению могла бы заразить своего мужа, а там и других; это принесло бы ей несчастье, чего мне не хочется, поскольку она мне никогда никакого зла не причинила».
И хоть Каза ответил восхитительной женщине, словно сошедшей со страниц Лакло, что она заразила вовсе не его, а подосланного лакея, но удар попал в цель. Говорят, болезни такого рода подобны шрамам от боевых ран. Конечно, Казанова вылечился (до СПИДА тогда еще не дожили) и не пошел в монахи. Что до женитьбы, реальной кандидатурой была вдова Дюбуа, которую он называет «моя служанка» и «моя гувернантка»[32]. Но тут, как уже не раз случалось, он великодушно выдает ее за другого (не преминув напоследок, по просьбе бывшей нареченной, сделать ей ребенка).
Швейцария — двуликая страна. С одной стороны, Кальвин, с другой — бани Ла Мат, настоящий притон разврата, где две прислужницы-лесбиянки устраивают представление для Казы и Дюбуа:
«Они принялись повторять вдвоем все то, что я у них на глазах проделывал с Дюбуа. Та изумленно глядела, с каким рвением прислужница, которую я нанял, играла перед подругою роль мужчины. Даже я был удивлен, хотя шесть лет тому назад имел случай зреть яростные и невыразимо прекрасные ласки М.М. и К.К. Я повернулся, и девка, видя мое любопытство, представила моим взорам свой клитор, твердый и необычайной величины. Он походил на большой палец без ногтя и мог удлиняться и укорачиваться. Обладательница сего органа воспылала к моей гувернантке и сказала, что он достаточно крепок и может, ежели моя спутница дозволит, проникнуть в нее, но мне это не показалось забавным».
32
Вдова Дюбуа поступила в услужение к Казанове, сопровождала его в путешествии по Швейцарии и стала его любовницей. Дворецкий французского посла в Швейцарии сделал ей предложение, которое она, с одобрения Казановы, приняла.