- Верно. Запишем его как подтвержденного сбитого на Джексона. Вместе с тем, который вы свалили вдвоём, у него получается полтора. А второй, подстреленный вами, взорвался?
Эдвардс очень хотел сказать "да", но остановился.
- Честно говоря, нет. Я повредил оба двигателя, он сильно дымил. Он потерял высоту, но я не видел, чтобы он взорвался или хотя бы упал.
Офицер кивнул.
- Весьма откровенно. Я сожалею, Эдвардс, но не могу записать его на вас. Отмечу как "повреждён, вероятно сбит". А третьего пишем в сбитые.
На доске в дальнем конце ангара напротив его имени стояло три отметки. Одна в колонке "Сбито", одна в "Вероятные" и одна в "Подбитые". Джексону, Барнсу и Уокеру зачли по полтора, то есть по одному сбитому и повреждённому на каждого.
- Извините, - развёл руками штабист, - но это всё. И бронекатер, и партизаны доложили о пяти упавших самолётах колбасников. Совпадает. Если вас это как-то утешит, партизаны обнаружили обломки ещё одного 110-го на пути к их базе. Вы первый в очереди на него.
Эдвардс кивнул и оглянулся. На доске было ещё четыре имени: Джонсон, Уорд, Картер и Кинг. У каждого - по три нолика. На таком фоне его половина выглядела пристойно. Внезапно его руки стали подрагивать - он осознал, что сегодня его настойчиво пытались убить. Он решил пойти в офицерскую столовую, и тут на его плечо легла тяжёлая лапа.
- Миша, дружище, как день прошёл?
- О, Алекс, я рассчитывал тебя увидеть. Мы столкнулись с целой стаей 110-х, точно сбили пятерых и одного - вероятно.
Колдунов кивнул.
- А ты? Сколько фашистов ты сбил?
- Половину. И тот вероятный, скорее всего, мой. А что у тебя?
- У 110-го экипаж из двух человек. Так что твоя половинка самолёта - это вполне целый убитый гитлеровец. Молодец. Но я заметил нечто странное. Обычно мы перехватываем немецкие истребители по ту сторону фронта, и как правило их много. А сегодня встретили только нескольких, остальные куда-то делись. Это меня беспокоит.
Колдунов открыл дверь в столовую, Эдвардс зашёл следом. Сегодня у почётное место принадлежало американцу, так как Александр на свободной охоте не сбил никого. Оглядевшись, он гордо заявил:
- Товарищи, в нашем боевом братстве пополнение!
Гвардии капитан Литвяк заинтересованно посмотрела на Эдвардса - теперь он как будто по-настоящему существовал.
- Так-так, и сколько же у вас теперь?
- Половина Bf.110 и один вероятно сбитый. Его нашли партизаны. И ещё одного подбил.
- Как это вы сбили половину самолёта? - иронично поинтересовалась Лиля.
- Мы стреляли по нему вдвоём и он взорвался в воздухе.
- Ха!
- У нас, если одну машину сбивают несколько пилотов, её пишут не дольками, а как сбитую в группе, - пояснил Колдунов.
Вот почему вы открываете огонь с такого малого расстояния, подумал Эдвардс.
- Второго 110-го я продырявил вдоль крыльев, от одной законцовки до другой. Оба двигателя загорелись, кабина почти вся осыпалась. Я не видел, чтобы взорвался или разбился, поэтому его записали как вероятного.
Лиля посмотрела на него и улыбнулась. Внезапно он увидел, что гвардии капитан Литвяк - очень привлекательная молодая женщина.
- Да, думаю, вы сбили его. Партизаны всё равно будут искать место падения. Ну, теперь отметим это дело, выдержанная подойдёт в самый раз.
На стойке перед ними появились три стопки водки. В этот момент у Эдвардса проскочила мысль, и он поспешил озвучить её.
- Саша, ты сказал, что отсутствие немцев беспокоит тебя. Почему?
- Если фашисты собираются перейти в наступление, то ставят как можно больше самолётов на техобслуживание, чтобы в первый день развить наибольшее усилие. Вот такая примета скорого наступления.
- Когда мы возвращались, нашли... в общем, фашисты вывели орудия из Сенгилея.
- Это указывает на то же самое. Гитлеровцы нуждаются в артиллерии. Они концентрируют её там, где необходимо, и убирают с менее важных участков. Ты доложил об этом?
Эдвардс кивнул.
- Значит, мы уже знаем, что фашисты планируют наступление где-то в этом районе.
Волга, Старая Майна, штаб 5-го соединения бронекатеров
- Итак, товарищ лейтенант, когда вы обнаружили неправильные боеприпасы, переданные на ваш бронекатер для доставки на остров?
Чекист совершенно не был похож на тот образ, который сложился в мыслях Кеннеди. Из довоенных газетных статеек он представлял себе смуглую, неопрятную личность в запачканном кровью комбинезоне. На ремне полагалось висеть дубинкам, тискам, ногтедралкам и другим инструментам его ремесла. Но он напомнил себе, что Берия и Сталин мертвы, НКВД вернулся под вывеску ЧК, и в этом человеке не было ничего от придуманного им облика. Высокий, стройный и молодой, он скорее походил на любого парня из его собственной обширной семьи. Единственное отличие - какое-то ощущение мрачности. Так выглядит человек, которому поручена неприятная, но жизненно важная работа, и он полон решимости выполнить её в меру своих способностей.