— Как получилось, что мы не знали о рейде? Раньше нас предупреждали о предстоящих налётах американцев, — Хайнрици, в своей обычной манере, задавал вопросы, которых никто не хотел слышать.
Шумахер побарабанил пальцами по столу.
— Прежде мы знали, что налёт вообще будет, даже если не знали точно куда. Это позволяло держать авиацию наготове, и гарантировать, что в лётной готовности будет максимальное количество истребителей. Давайте-ка я поясню. У амеров есть две тяжелобомбардировочных эскадры, в каждой примерно две сотни машин. Они задействуют их поочередно, так что в течение недели одна группа выполняет один глубокий и один тактический налёт. Другими словами, каждый второй день нас долбают тяжёлые бомбардировщики. Обычно они вылетают двумя третями состава. Вчера в рейд пошли обе эскадры целиком. К такому налёту мы просто не были готовы.
— Почему? — вопрос Буша прозвучал хлёстко, как удар 88-мм бронебойного снаряда.
Представитель Абвера, Лоренц Габлер, был мрачен.
— Потому что раньше нас предупреждали из агентурной сети, организованной среди русских железнодорожников. Они передавали нам объёмы поставок авиационного топлива и боеприпасов. Американское топливо более высокооктановое, чем русское, мы легко его отслеживали, знали, куда и сколько его направляется. Агентурная сеть было недавно уничтожена русской контрразведкой, и этой информации мы лишились. И, герр генерал, сама причина, по которой столь бесценный источник исчез, заслуживает отдельного разговора с глазу на глаз.
Это откровение вызвало продолжительную тишину. Наконец Буш ткнул стеком в карту на стене.
— И что нам тогда делать здесь?
Тишина стала оглушающей. И снова под огонь шагнул Хайнрици. Он подошёл к карте и указал длинный выступ, врезавшийся в Чувашский плацдарм, где была разбита американская 83-я дивизия. Он изначально указывал на Казань, но потом загнулся на юг, и теперь его кончик скрючился у Канаша.
— Мы должны покинуть этот выступ. Его невозможно оборонять. Амеры и Иваны уже начали контратаки на флангах. Если мы прозеваем момент, получим мешок.
— Уже прозевали, — сказал Шумахер, и штабные зашевелились. — Я начинаю понимать, как думают американцы. Мы рассматриваем поле битвы как нечто, расположенное на земле. Они – как нечто трёхмерное. Где мы видим движение на карте, они видят движение через объём. И нашу обороноспособность амеры воспринимают в той мере, в какой мы можем передвигаться в этом объёме.
Генерал замер. У него было странное ощущение, что он сейчас сказал нечто чрезвычайно важное, но не мог понять, насколько. А когда осознал, его проморозило до костей.
— Они отрезали Чувашский выступ ударом с воздуха. После этого добить наземные войска станет простой формальностью. Следует их немедленно выводить, каждый час задержки сделает эвакуацию сложнее.
Хайнрици снова посмотрел на карту, видя по отметкам, как русские и американские части постепенно продвигались, прогрызая путь ударами авиации и артиллерии. Как там старая мудрость гласит? Это война плоти и крови против стали и железа. Ответом на такое нападение должна быть подвижность, гибкая оборона. Не стой там, куда скоро врежут.
— Я согласен. Нам нужно отступить к исходной линии фронта. Иначе мы потеряем все части в том мешке.
Буш кивнул.
— Значит, договорились. Фюреру мы представим это как успешный набег на вражескую территорию. Набег закончен, и мы возвращаемся на обычные позиции. Издайте соответствующие приказы. А вас, Лоренц, я попрошу остаться.
Как только конференц-зал опустел, Буш повернулся к Габлеру.
— Что случилось?