— Мы могли бы отойти непосредственно в Орауши, туда 40 километров. Но мы не можем. На этом маршруте нет ни одной дороги, а если попытаемся двинуть напрямик, превратимся в земляных червяков. Мы уже потеряли много грузовиков, а среди оставшихся очень мало внедорожных. Значит, надо ехать по дорогам. Путь увеличивается до 50 километров. Я предлагаю использовать грузовики для буксировки орудий и миномётов, а также перевозки как можно большего числа людей. Остальные поедут на танках и самоходках. Готтшальк, как скоро мы способны выдвинуться?
— Если мы начнём погрузку немедленно, герр штандартенфюрер, то в 22:00. Это даст нам семь часов темноты. Я имею в виду, если мы ни во что не вляпаемся, то у нас будет хороший шанс отойти на первичные позиции. Но, хочу обратить ваше внимание на такое вот затруднение. У нас более четырёх сотен пленных американцев. Техники для их перевозки нет, переправить их на нашу территорию не на чем. И есть ещё кое-что…
— Говорите, Готтшальк. Я же вас для этого и позвал.
— Герр штандартенфюрер, люди слышали разговоры, что лучше попасть к американцам, чем к русским. Тогда весь остаток войны просидишь в тепле и покое.
— Я понял. Нам следует пресечь подобные рассуждения. Думаю, для начала было бы неплохо избавиться от этих пленных. Решим этот вопрос – решим и многие другие. Проследите, штурмшарфюрер.
— Внимание, американские военнопленные! Вскоре мы начнём перевозить вас на железнодорожную станцию в Лесниках. Оттуда вас поездом отправят в лагеря в восточной Германии. Первые пять грузовиков вскоре прибудут. Каждая такая партия заберёт сто пленных. Соберите все вещи, которые у вас есть, чтобы не задерживать погрузку.
Готтшальк слез с "Кюбельвагена" и выключил мегафон. Он не мог не признать – после унижений, пережитых из-за американцев, это назначение доставляло ему огромное личное удовольствие.
Поколения вражды в Аппалачах привили ефрейтору Джасперу Робсону острое чувство опасности. И сейчас оно просто вопило. Он оглядел участок, который последние дни служил временным лагерем для пленных американцев. Его взгляд вцепился в двухметровый каменный забор с единственными воротами. Очевидно, здесь когда-то был полевой стан. Почти инстинктивно он выбрал самое безопасное место, где человек может спрятаться, когда всё пойдёт кувырком. Он наметил себе небольшое углубление возле одной из стен, у которой лежали остатки бетонной трубы или чего-то похожего. Как можно более незаметно Джаспер стал переползать в ту сторону.
— Мне не нравится, как это выглядит, Джордж, — подполковник Уильям Лонг уже начинал думать, что капитуляция была его худшей ошибкой.
— Они говорят, что собираются вывезти первую сотню через несколько минут, но даже не начали отделять народ, — Джордж Барндоллар привык вести административные дела батальона, и наблюдаемое явно расходилось с озвученным.
Те же мысли посетили Хилла, Кертиса и Мартина. Объявление о скорой перевозке ничуть их не впечатлило. Что-то в интонациях эсэсовца заставляло не доверять его речам. Поэтому они сместились туда, где под небольшим навесом сидели четыре медсестры.
— Мэм, нам это не нравится. Если дела пойдут дурно, мы попробуем вытолкать вас на стену, чтобы вы могли сбежать. Если получится, бегите к лесу. Что бы ни произошло, не останавливайтесь.
— А вы трое? — хотя старший лейтенант Дороти Хопкинс сердцем чуяла, что ничем хорошим это не закончится, она всё-таки спросила.
— Там первые грузовики подошли, — сержант Джереми Перри указал на маленькую колонну, остановившуюся рядом с загоном. Он узнал в них британские "Матадоры", мощные внедорожные машины, в которых таилось множество мелких подлянок для водителя. Грузовики остановились цепочкой вдоль дороги, а потом сдали задом. Тенты откинулись, и из-под них высунулись рыла пулемётов в кожухах водяного охлаждения. За каждым уже сидел расчёт.
Рядовой Юджин Сирли был одним из первых, кто осознал жестокую правду. Он был недалеко от грузовиков, к тому же посреди поляны, где никак не укрыться. Но именно его положение добавило ему несколько секунд жизни. Пулеметчики открыли огонь, наведясь на края лагеря, где пленные американцы стояли гуще. Меньше чем на мгновение Юджину померещился стук дорожных отбойных молотков И только когда стали падать люди, он понял, что происходит. Недоверия хватило на несколько ударов сердца. Когда он отчаянно дёрнулся бежать, было слишком поздно. Полтора десятка пуль пронзили его, отбросив навзничь в грязь. На последних проблесках сознания он потянулся к базуке, чтобы уничтожить хотя бы один из грузовиков, но силы его оставили.