— Дольфо, вы займётесь искоренением такого… поведения. Расстреляйте несколько командиров эскадр, если в них бывали подобные случаи. И чтобы ни один из тех, кто балуется этим, не получил титул "эксперта".
Геринг обернулся и пошагал из конференц-зала, но у двери остановился, и прошипел:
— Вы проклятые тупицы! Я представить не могу, что привело бы американцев в большую ярость, чем выходка с массовым убийством невооруженных пленных и расстрел беспомощного экипажа, покинувшего машину. Они никогда нам этого не простят. Сейчас дремавший великан проснулся и полон жаждой мести.
ЭПИЛОГ
— Джоан, сделайте мне кофе. Прямо сейчас. Ночь была слишком длинной.
Введение нормирования на бензин, покрышки, одежду и множество других вещей первой необходимости, требующихся для войны, создало массу трудностей для людей, которых он считал основой своего избирательного округа. Он работал почти до самого утра, взывая к сознательности, договариваясь или находя решения для тех, кому не хватало собственных связей или общественного веса. В глазах Кеннеди это было его обязанностью по отношению к избирателям, так же как и они считали его своим делегатом.
Глаза секретаря были красными и она шмыгала носом. Кеннеди с беспокойством посмотрел на неё. Она ведь тоже относилась к его людям.
— В чем дело, Джоан?
— Сэр, разве вы вчера вечером не слышали сводку новостей? — она пересказала радиопередачу и кинохронику, которые привели в ярость всю страну. — Всё есть на первой полосе, вот.
На взгляд Кеннеди, сомневаться было не в чем. Единственное слово "УБИТЫ" господствовало в заголовке, над фотографией поля, усеянного трупами. Больше на первой полосе ничего не напечатали, да и не требовалось.
По мере того, как сенатор читал статьи на развороте, его гнев разгорался до бешенства. Но гнев вызвала вовсе не резня. Сам способ подачи материала наглядно показал, как лондонская клика Галифакса могла уничтожить его. Вот сволочи. Бездарные манерные сволочи. Пойди я у них на поводу, меня связали бы с антивоенными пронемецкими кругами сразу же после выхода новостей. Моя семья была бы уничтожена с политической точки зрения, а некоторых из нас – меня так точно – вполне могли бы линчевать. А из-за вот этого суды Линча однозначно будут. Кабы бы не предупреждение от Содружества и британского кавторанга, как там его, Флеминг, нас наверняка бы уничтожили. Мы хорошо знаем, что в отличие от игорных и финансовых долгов, политические всегда должны быть оплачены.
— Чарльз, — Кеннеди позвал своего помощника. — Для начала, поднимите все данные по убитым, там должно быть несколько американцев ирландского происхождения. Да чёрт возьми, найдите всех католиков. Подготовьте набросок письма родителям. Обычное письмо с соболезнованиями, сочувствием их потере, отважная борьба за страну, и что их потеря не напрасна. Добавьте в примечании, что это письмо – приглашение зайти к нам в любое время, если они окажутся в Вашингтоне, и мы сможем поговорить о помощи, в которой они наверняка нуждаются. Если кто-нибудь приедет, выделите в расписании двадцать минут. Пусть штатный сотрудник сводит их на обед и потом ко мне. Принесите черновики, я проверю и подпишу лично.
Во-вторых, набросайте мне речь. Глубоко потрясён, возмущён невероятно жестоким убийством военнопленных. Сочувственные реверансы русским. Необходимость лучше узнать и понять друг от друга. Соединенные Штаты, Россия и Содружество сражаются плечом к плечу, мы должны поделиться всеми имеющимися знаниями, и у нас должно быть право голоса в военном совете.
В-третьих, скажите нашему управляющему, пусть он пойдёт в подвал, найдёт самую наилучшую бутылку виски, что у нас есть, выпуска до Сухого Закона, конечно. И отправьте в Оттаву Яну Флемингу, капитану II ранга Свободного Королевского флота.
Да, и в-четвертых, отправьте телеграмму Джеку, в Россию. Текст: "Ты был прав, а я – нет". Всё поняли? Отлично, приступайте.
Когда его кабинет опустел, Кеннеди ещё раз пробежался по своим решениям. Итак, любезничаем с избирателями. Речь скажет Содружеству, что я на их стороне в вопросе о военной аналитике. С Донованом вопрос решим позже. Признал свою неправоту перед Джеком. Теперь осталось придумать, как разобраться с лондонскими придурками.
Когда Робсоны приезжают в город, мужчины расходятся. Когда Хандли вокруг, женщины прячутся (впрочем по неписаным правилам земельных споров, женщин нельзя трогать, пока они не становятся активной стороной спора). Суть была в том, что единственный закон, которого придерживались обе семьи – это закон оружия. И когда дело доходило до стрельбы, с обеих сторон силы оказывались практически равны.