Курс на Пензу вывел их к южному краю Чувашского плацдарма. В первой половине года, когда немцы подобрались к Ульяновску с севера, здесь шли тяжёлые бои. Неподалёку справа лежало Большое Нагаткино[88], где американские дивизии впервые сражались на русском фронте. Их контратака отбросила гитлеровцев почти на пять километров и выровняла линию соприкосновения. С семи с половиной тысяч не было видно никаких признаков боёв, земля выглядела мирно и безмятежно. Во все стороны простирались поля, деревни, дороги и реки. Но Эдвардс знал - это поле битвы, уже стоившей десятков тысяч жизней.
Возле Городищ река поворачивала строго на юг, и строй американских самолётов начал забирать в сторону от Волги. Это означало, что они сейчас всего лишь в тридцати километрах от занятой врагом территории. Эдвардс помнил, как на всех инструктажах им говорили, будто немецкие истребители не станут углубляться на русскую сторону. Но предположил, что немцы знают об этом и однажды попробуют подловить их.
- Внимание всем! Смотрите по сторонам. Сейчас самое время появиться гуннам. До цели сорок пять минут.
Следом за словами командира группы в небе вокруг них стали расплываться чёрные облачка. Где-то в семи с половиной километрах внизу немецкие наводчики вычислили скорость боевых порядков, их курс и высоту, и выдали на батареи огневое решение. Там выставили взрыватели, чтобы снаряды взорвались в нужное время и в нужном месте. Эдвардс слышал сухой, острый треск. Бомбардировщики как будто не обращали на него внимания, пробираясь через гущу разрывов. Ему показалось, что зенитчики и истребители взаимодействуют - огонь вёлся так, чтобы заставить группы рассредоточиться. Тогда уменьшится опасность убийственного перекрёстного обстрела с прикрывающих друг друга B-17.
- 109-е! Вон они! На один час сверху! - предупреждение по радио было кратким, только выкрик выдал волнение пилота.
- "Орлы", отрываемся, сбрасываем баки и атакуем. Ведомые прикрывают ведущих. Форсаж.
Голос Джексона звучал спокойно и ровно. В конце концов, он недавно побывал в бою. Хотя это не делало его ветераном, но кое-что он уже видел. Форсаж использовался для боевого ускорения на двигателях R-2800. Распылённая дистиллированная вода пошла во впускные коллекторы, охлаждая топливо, предупреждая детонацию и давая резкий прирост мощности.
Восемь "Тандерболтов" стремительно рванули вверх, отрываясь от "Крепостей", чтобы перехватить немецкие истребители. Схема атаки была понятной. Первые волны раздёргивают строй бомбардировщиков, разделяя его на группки. Следующие набрасываются на них и уничтожают. По крайней мере так предполагалось. До сих пор боевые порядки всегда удерживались, но с каждым вылетом немцы нападали всё решительнее.
Замыкающие B-17 уже стреляли по истребителям. Длинными очередями на большую дальность, расходуя драгоценные боеприпасы, которые ещё пригодятся на обратной дороге. Эдвардс выбрал группу из трех Bf.109, которые падали на группу "Летающих крепостей", выбившуюся из середины строя. Его "Тандерболты" поднимались навстречу, и он видел блестящие вспышки выстрелов. Легковооружённые 109-е, с единственной 20-мм пушкой и двумя 7.92-мм пулемётами, должны вогнать в цель как можно больше снарядов и пуль. Это означало, что их пилоты неизбежно уткнутся в прицелы. Лейтенант довернул самолёт так, чтобы взять верное упреждение, и открыл огонь.
Белые строчки трассеров помчались к немецкому истребителю, но прошли мимо, какие ниже, какие выше. Однако под таким массированным обстрелом пилот задёргался, прервал атаку и полез вверх, подставляя брюхо.
Это была та самая ошибка, о которой Колдунов предупреждал Эдвардса несколько дней назад. Всё, что оставалось сделать - немного потянуть ручку и вновь дать залп. Он увидел высверки попаданий, крупнокалиберные бронебойные пули прошили нос, кабину и корневые части крыльев. Полетели клочья обшивки, из двигателя потёк чёрный дым. Затем между фюзеляжем и консолью лопнуло белым с искрами и левое крыло отлетело прочь. Оно закувыркалось в одну сторону, а 109-й перевернулся на спину и бешено завращался, прежде чем исчезнуть в облаке оранжево-белого пламени. С этим никаких сомнений, подумал Эдвардс.
Из-за резкого набора высоты, ломаных поворотов и отдачи от пулемётов его "Тандерболт" начал терять скорость. К этому моменту он забрался порядком выше строя бомбардировщика, и теперь мог посмотреть на него сверху. Все восемнадцать машин сохраняли боевой порядок, хотя у одной из "Крепостей" из крайнего правого двигателя сочился белый дымок. Но она держалась на своём месте с заданной высотой и скоростью. Что бы там ни произошло, это не было слишком опасно.
- "Орлы", возвращайтесь.
Восемь "Тандерболтов" снизились, вновь охватывая бомбардировщики с боков. Эдвардс мельком взглянул на топливомер. Сейчас он летел на внутренних баках - 500-литровый подвесной лежал где-то позади, на земле. Лейтенант понимал, что от прикрытия не будет никакого толку, если они сожгут топливо раньше, чем развернутся на обратный курс.
- Всем. До цели сорок минут. Молодцы, малыши. Мы прорвались.
Над Шарлово[89], B-17E LG-O
Бортинженер вернулся в верхнюю башенку, а полковник ЛеМэй пересел на место первого пилота и взял управление на себя.
- Холланд, самолёт у меня. Как наши дела?
- Довольно неплохо. Мы приближаемся к Шарлово и находимся в получасе от цели. Потерь нет, "Тандерболты" отбили первую атаку до того, как гунны к нам прорвались. 109-е удрали. Наши стрелки тоже постарались. Отмечены попадания, несколько 109-х ушли с дымом. У 19-й группы не так хорошо. Их строй был редким, оба боевых порядка разошлись слишком далеко. Но им повезло, повреждений немного и все по мелочи. C 35-й другой разговор. Они, во-первых, сильно растянулись, во-вторых, стрелки там косоглазые. Одна "Крепость" повреждена, на борту есть раненые, ещё несколько просто повреждены. Командир прикрытия перестраивает истребители, чтобы плотнее прикрыть их.
- Зенитки?
- Всё мимо. От них никакого урона. Более того, мы летим прямо и не меняя высоты. Если бы те двадцать секунд были правдой, мы уже должны были потерять самолёт.
Как будто в ответ на его замечание, "Крепость" покачнулась - несколько близких разрывов случилось совсем рядом. Они были слышны даже сквозь рёв четырёх двигателей "Райт-Циклон". Самолёт вновь накренился, но ЛеМэй поймал его рулями и удержал на курсе. Ему понравилось, что и другие пилоты справились с ударными волнами. Внезапно зенитный огонь прекратился. Это означало, что вот-вот вновь появятся истребители. Полковник оглядел небо над бомбардировщиками, пытаясь угадать, где прячутся враги - в редких облаках или в лучах солнца, яркий свет которого ослепил стрелков и пилотов "Тандерболтов".
- На шесть часов сверху!
Вражеские самолёты казались чёрными точками. Они падали на замыкающие ряды, выбирая "Крепости", которые хуже других могли обороняться. На носах истребителей уже сверкали вспышки выстрелов. "Тандерболты" устремились им навстречу, чтобы перехватить. Сейчас ЛеМэй увидел ещё одно подтверждение своей правоты. Чем сильнее растянут строй, тем больше времени потребуется "Тандерболтам", чтобы прикрыть всех. 35-я группа попала под удар.
- На час сверху! - пауза, - О, чёрт, 190-е, и они идут на нас.
ЛеМэй собирался одёрнуть говорившего, но промолчал. В сражении, которое вот-вот начнётся, система внутренней связи B-17 была таким же оружием, как пулемёты. Он услышал перестук пулемётов верхней башенки, из которой спустился несколько минут назад. Доклады оставались безымянными, но давали ему хорошую картину происходящего.