- Что это, чёрт возьми, такое? - разочарованно смотрел Мерримен. От немецкого танка отскочили ещё два бронебойных.
- Убираемся отсюда.
На этом их везение исчерпалось. Снаряд пронзил земляной бруствер, ударил в низ корпуса, вывернул двигатель и выбросил его вместе с кусками кормы. Горящий бензин выплеснулся из вентиляционных решёток над моторным отсеком и начал растекаться в стороны. Мерримен уже знал - у него всего несколько секунд, чтобы смыться. Он зажмурился, вылез на закраину башни с противоположной стороны и, оказавшись на земле, рванул изо всех сил. Взрыв сбил его с ног, проволок пару метров и закатил в кусты. Скорее всего, это спасло ему жизнь - немецкий танк густо обдал из пулемёта всё вокруг пылающей самоходки. Так или иначе, сержанту вновь удалось уцелеть. Он внезапно обнаружил у себя в руках собственный пистолет, и почувствовал, что до безумия хочет выстрелить из него по танку. Но всего один взгляд на местность, где то и дело вздымались разрывы снарядов, и хлестали трассеры очередей, остудил его порыв. Здравый смысл возобладал, и Мерримен пополз в сторону, направляясь к реке, где можно найти укрытие.
Через несколько минут он оглянулся назад. От его M-10 ничего не осталось. Машина полностью развалилась, только коробка передач ещё оставалось узнаваемой - она лежала в стороне, объятая сизым пламенем. Больше всего его потрясло, что рядом с обломками застыл немецкий танк. Он был огромен, самоходки по сравнению с ним выглядели маленькими. Потом он рассмотрел, что из одного люка наполовину свисает немецкий танкист. Неизвестно почему панцер подошёл слишком близко, и другая М-10, спрятавшаяся между домами, всадила ему снаряд в упор, самое большее с десяти метров. Она тоже горела, очевидно, её подбили точно в тот момент, когда она стреляла по здоровенному немецкому танку. Двое оставшихся в живых из её экипажа пробирались к своим, оба были ранены. Одному, насколько он мог рассмотреть, зацепило руку, у второго текла кровь из расцарапанной щеки.
Когда Мерримен помог им добраться до медсанбата, немецкое наступление достигло предместий Атнашево, но уже теряло разгон. Шесть из семи M-10 и все "Шерманы" были потеряны в обмен всего на два немецких танка. Один подбила самоходка, второй сожгли гранатомётчики, подобравшись сзади. После того, что произошло ранее, никто не собирался с ними цацкаться - эсэсовцев, пытавшихся покинуть горящий танк, расстреляли на месте.
- Старший сержант, возьмите кого-нибудь и проверьте левый фланг. Нам нужно знать, что там происходит. Попытайтесь взять пленного.
Мерримен заозирался, надеясь, что поблизости есть ещё один старший сержант. Такого не нашлось. Взять с собой "кого-нибудь" означало выбрать из числа легкораненых, но по сравнению с теми, кто прошёл через пекло на северном фасе Атнашево, они были здоровы. Он подумал и отобрал четверых.
На территории медсанчасти в одном из углов лежала груда оружия - его здесь оставляли раненые. Мерримен взял "Томпсон" и все патроны к нему, которые смог найти. Бойцы тоже подобрали себе стволы по вкусу. Роли распределили на ходу, пока выбирались к колючке. Дежурившие в траншее солдаты посмеялись над их выбором оружия и похлопали по плечам на удачу. Затем небольшая разведгруппа проползла по дренажной канаве к винограднику. Русские в своё время умело переделывали винные погреба в бункеры, создавая надёжные оборонительные позиции. Когда они приблизились к одному, Фредерик рассмотрел кое-что рядом на земле и решил, что это фашист.
- Он мёртв?
Один из тех, кого Мерримен взял в вылазку, пригляделся.
- Не, сержант, то просто солома так слежалась. Но там дальше есть дверь.
Вход в строение был приоткрыт. Мерримен надавил на дверь стволом "Томпсона". Петли пронзительно заскрипели.
- Ну, если бы там кто-то был, то уже выстрелил бы.
Сержант согласно кивнул.
- Прикройте меня, мало ли, - и вошел. Он очень хотел дать очередь вперёд себя, но помнил слова инструкторов, что в темноте мощная дульная вспышка автомата засветит ему зрение и сделает хорошей мишенью. Винограда в домике не было, зато нашёлся мёртвый немец. Мерримен обыскал его, найдя початый коробок спичек, нарезанную газету и что-то, похожее на письмо. Самым ценным была машинка для сворачивания самокруток - Фредерик уверенно засунул её в карман.
- Ну, ребята, колбасники здесь точно были. Это означает, что они уже обошли нас и перекрыли дорогу из Канаша. Возьмите всё его барахло. Пусть мы не взяли языка, но доказательства у нас будут на руках.
Чувашский плацдарм, южный фланг, Балабаш-Баишево[205], 125-я отдельная танковая бригада
Полковник Михаил Лаптуров выбрался из окопа, сделанного под танком. Как правило, танкисты обитали в таких землянках, когда бригада долго никуда не перебазировалась, хотя сейчас он и его команда готовили Т-34-76 к бою. Каждый экипаж обслуживал свою машину самостоятельно. Дозаправляли, загружали боеприпасы, делали весь необходимый ремонт. Никто не отлынивал от тяжёлой грубой работы. Даже замполиты работали вместе со всеми, особенно сейчас. Вообще, по сравнению с прошлой зимой, отношение к ним сильно изменилось. Пока они стояли на страже политической благонадёжности, их уши всегда были открыты для речей, которые могли быть истолкованы как измена или пораженчество. Иногда они издавали собственные приказы, противоречащие командирским, и подрывали власть армейских офицеров. Наконец, пришёл день, когда восстановилось единоначалие. Часть замполитов исчезла, и больше их никто не видел. Остальные стали офицерами-воспитателями, чьё дело заботится о бойцах и поддерживать боевой дух, а не следить за каждым словом.
Им запретили вмешиваться в систему управления частями, где они служили. "Делай как я" - таков был девиз, и самые прилежные стремились вызваться на наиболее сложную работу. Лаптуров не мог не думать, что такое отношение к новым обязанностям вполне может проистекать из стремления избежать судьбы, постигшей других в дни перемен.
Как бы там ни было, замполит вместе с остальными возился сейчас с дозаправкой машины. Полковник слышал, что в американских танковых батальонах доработали для этого грузовики. У Советской Армии такой роскоши не было. Обычный грузовик с платформой для крупногабаритных грузов привозил топливные бочки поближе к танку, спускал по настилу и уезжал. Экипажи выходили с двумя десятилитровыми вёдрами. Двое их наполняли, третий носил к корме, а четвёртый выливал в горловину. Когда Лаптуров стал командиром роты, то решил, что носить вёдра ему невместно, и встал наполнять их из бочек. А вырастя до комбрига, взял на себя работу по заливке дизельного топлива в бак. Подними-ка полсотни десятилитровых ведер, быстро окрепнешь!
После дозаправки этими же вёдрами будут подаваться наверх снаряды. Сначала их надо очистить от заводской смазки. Обычно это поручали стрелку-радисту. После обтирки один берёт снаряд, второй, стоя на надгусеничной полке, принимает и передаёт третьему, стоящему в башне, а тот опускает его заряжающему, который засовывает снаряд в ячейку укладки. За три года войны цепочка была отработана до идеала.
Лаптуров созвал свой экипаж. Танки готовы к выходу, и можно было поесть, перед тем как идти в бой. Обычно завтрак, обед и ужин совмещались вечером. Но в паёк входил американский бекон, а повара где-то раздобыли мелкий молодой картофель и обжарили всё вместе. Фронтовикам нравилось это блюдо - вдруг вечером ты уже не сможешь его попробовать? Так что полковник постарался, чтобы люди могли поесть сейчас. Ещё на экипаж выдавалось по две поллитровых бутылки водки. Лаптуров внимательно следил за часами. Он устроил всё правильно. Люди успели поесть, немного выпить, закончить подготовку машин к сражению. Оставалось даже немного личного времени. Официально оно предназначалось для отдыха, но кое-кто просто шептал молитву. До Михаила доходили слухи, что в некоторых частях перед боем такое происходит открыто. Он посмотрел на часы. Пришла пора произнести речь и пойти в атаку.