Когда его люди водрузили красный флаг на последнем рубеже обороны врага, два "Тандерболта" вернулись и прошли низко-низко над бригадой. Они пронеслись, накручивая "бочки" и приветствуя танкистов. Полковник надеялся, что пилоты видят ответные взмахи, а ещё, что видят страх на лицах пленных фашистов. Он огляделся и безошибочно прочитал мысли своих бойцов. Нет в мире такой силы, что может сломить объединённую мощь русской армии и американских ВВС. Это ощущение захватило его. Разве не так? Хотя впереди ещё много дел, мы собираемся выиграть эту войну.
Не все гитлеровцы погибли в бою. Часть сдалась, чтобы выжить. Сейчас они сидели на перепаханной взрывами и гусеницами земле, сложив руки за головой. Удивительно. После явного поражения они кажутся какими-то... уменьшившимися. Мы воспринимали их гигантскими чудовищами, безжалостными сверхчеловеками-разрушителями. Но вот они задрали лапки и стали выглядеть обыкновенными напуганными юнцами. Они молоды. Некоторые ещё зыркают высокомерно, но у большинства взгляды выдают сломленность. Скоро за ними придут из охраны тыла. Правила однозначны. Убивать в бою - справедливо. После того, как сражение окончилось, уже нет. Это не доброта. Наши вожди знают, однажды эта война закончится, и пленные будут восстанавливать то, что они же и разрушили. Полковник смотрел на немцев, которых уже сгоняли в походную колонну, и его посетила необычная мысль. Почему я думаю, что им повезло?
Пестрецы[210], районное отделение ЧК
По отделению, отражаясь от стен и проникая в каждый кабинет, разнёсся безумный вопль. Но услышав его, сотрудники ощутили себя только лучше. Вчера среди чекистов разнеслись жуткие подробности гибели Нины Кларавиной-Хабаровой. Смерть всегда ходила рядом с ними, и была если не товарищем, то коллегой точно.
Нина была умелым работником, очень ценным в мирное время, а во время войны - тем более. Она хорошо служила Родине, её наградили медалью "За трудовую доблесть"[211], званиями стахановца и двухсотника. Сама мысль, что человек, так много сделавший для страны, встретил смерть от рук злоумышленника и фашистского прихвостня, бросала вызов идее справедливости. Накануне вечером, пока Хабарова запихнули в одиночку общаться с белочкой, жёны некоторых сотрудников смущались или даже строили смутные подозрения от необычного внимания мужей или небольших, но милых подарков.
Чекисты ухмыльнулись, увидев, как Хабарова вытащили из камеры и поволокли в подвал на допрос. Первые вопли снизу дали понять, что Нина хотя бы после смерти обрела справедливость - ту, которой была лишена при жизни. Это их ещё больше обрадовало. Один из следователей, поднявшийся, чтобы вымыть руки, заметил, что процесс пошёл, и "добавим тока, дабы взбодрить гада".
Он сдержал свое обещание и вскоре закончил работу. Коллеги видели, как он заторопился в кабинет Напалкова с папкой в руках. Значит, вредитель раскололся. В папке были все названные им имена и связи. Следователь умел отличать, когда заключенный говорил правду, и больше не наседал. Излишняя настойчивость просто приведёт к тому, что на допросе скажут любую ложь, лишь бы прекратить его. Он постучал в дверь, вошёл и передал документы Напалкову.
- Теперь перед нами почти вся картина. В основном с предателем Хабаровым общался Василий Степанович Рассадкин. Волжский немец, вывезенный сюда после вторжения фашистов. На его счёт всегда были сомнения в лояльности. Не потому, что он этнический немец, хотя и этого хватило бы. Просто он входит в определённую группу скрытных личностей, не принимающих в свой круг посторонних. У нас есть список. Ими заинтересовался ещё ваш предшественник и начал наблюдение. Мы обнаружили их связи с другими похожими кружками Саратове и Самаре. Вот их имена, те, которые мы достоверно установили.
Напалков изучил списки. В них было более трёх десятков человек, включая жён некоторых фигурантов. Потом посмотрел в другую папку - личное дело Нины Кларавиной-Хабаровой. Там была её фотография. Совершенно простая молодая женщина, без особой привлекательности, обычно свойственной в её возрасте. Вероятно, у неё не было поклонников и это предопределило роковое решение выйти замуж за Хабарова. Но отсутствие выдающейся красоты вовсе не причина для такой смерти.
- Превосходно, братец. Будем брать всех. Но... в память о Нине, пожалуй, с жёнами стоит обращаться помягче. Особенно на допросах. Думаю, если вы напоите их горячим чаем и поведаете о судьбе жены Хабарова - в том смысле, что и их могла ждать та же участь - они сами расскажут всё, что знают.
Следователь понимающе кивнул.
- Верный подход. Добровольное признание всегда лучше полученного под давлением. Более того, мы вполне можем оказаться защитниками, спасшими их от дурной гибели.
Иван согласился. Что бы ни думали посторонние об их организации, сами чекисты рассматривали свою службу как трудную и часто неприятную работу по защите советских граждан от фашистских лазутчиков, саботажников и злоумышленников. У Напалкова имелись веские личные причины думать так же - в своё время эти причины стоили ему одного глаза. Конечно, никто из более высокопоставленных коллег не были наивными простаками. Они прекрасно знали суть своей профессии. Но такой образ придавал сил и помогал мириться с тёмными сторонами собственной деятельности.
- Если собака уходит из дома, то уже никогда не возвращается к прежнему хозяину. Мы можем сделать из них двойных агентов, и это приведёт нас к остальным. Это было бы хорошими поминками по Нине.
Напалков вышел в общий коридор.
- Товарищи, мы выявили ячейку фашистских шпионов и вредителей. Их всех необходимо арестовать и доставить на допрос. Скорость важнее всего, ибо как только начнутся захваты, неизбежно пойдут слухи. Часть может успеть скрыться. Допустить этого нельзя, нужен полный успех. Заодно покажем и нашим гражданам, и союзникам, как бдительные чекисты ловят врагов. За работу!
Из окна кабинета Иван наблюдал за командами оперативников, покидающих отделение. Некоторые уехали на ещё довоенных чёрных седанах, унаследованных от НКВД, другие на новеньких американских джипах, полученных по ленд-лизу. Русский защитный окрас смотрелся в сочетании с красными звездами намного лучше, чем американский оливково-серый с белыми. Вереница машин, разъехавшаяся во все стороны, наглядно показала, сколь большая работа началась. И вся заваруха от одного контейнера с неправильными патронами, найденного на бронекатере. Если бы они не опознали их и не сообщили, мы не занялись бы расследованием, и никогда не нашли бы эту ячейку. Вот уж точно, из самых маленьких семян вырастают могучие леса.
- Иван Михайлович, на минутку.
Его секретарь стояла у двери с записной книжкой в руках. Напалков кивнул. Как и все толковые администраторы, он понимал, что хороший секретарь жизненно важен для обеспечения бесперебойной работы.
- Я позвонила в наше Самарское отделение. Они уже вовсю ведут задержания, а ещё связались с саратовскими подпольщиками. Те тоже делают всё что могут.
Хотя Саратов был ещё занят фашистами, там оставалось отделение ЧК, пусть даже в нём мог работать всего один человек. Он - или она - наблюдал за населением, за коллаборационистами и потенциальными вредителями, и потом передавал сведения для будущего правосудия.
- Спасибо, Мария Макаровна. Вы очень сильно помогаете нам. Иногда мы забываем вовремя сказать "спасибо", но всегда помним, сколько вы делаете.
Она мягко улыбнулась. Сегодня не один Напалков был особенно учтивым. Смерть Нины Кларавиной затронула всех. И это подняло другую рабочую тему.
- Вас доктор ждёт.
- Пригласите его, пожалуйста.
Доктору Егору Васильевичу Талтанову нравилось проводить вскрытия на жертвах. Так он мог совершенствовать свои навыки куда лучше, чем в обычной рабочей практике врача. Советский закон требовал, чтобы на каждого умершего выписывалось свидетельство о смерти. Но в законе не было сказано, насколько подробным оно должно быть. У доктора Талтанова имелся заранее заготовленный набор для тех, кто умирал на следствии в ЧК. "Сердечная недостаточность" - электричество, "Дыхательная недостаточность" - утопление, "Кровоизлияние в мозг" - пуля в затылок. Папка, которую он принёс, содержала отчёт о вскрытии Нины Кларавиной, беспристрастное и честное расследование причин смерти.