Пересчитав имеющиеся деньги, Андрей отложил большую их часть для расчета за оружие.
— Ну а это — на текущие расходы, — сказал Андрей сам себе и положил в карман увесистую пачку.
Не откладывая в долгий ящик, Андрей стал звонить Ивану. Тот проживал в коммунальной квартире со своей старой матерью. Он был женат, но после ареста и суда его жена, еще молодая и привлекательная женщина, ушла от него. Уже находясь в лагере, Иван получил от нее письмо, в котором та сообщала, что нашла человека и решила с ним связать свою жизнь. Иван не стал уговаривать или запугивать. По-честному ему уже давно было наплевать на жену и ребенка, и он даже обрадовался такому исходу.
Андрей раз за разом набирал номер Ивана, но на том конце провода трубку не брали.
«Может, подсел уже или переехал», — пытался отгадать Андрей.
Он уже хотел положить трубку, когда что-то щелкнуло и раздался заспанный женский голос.
— Приношу свои извинения за беспокойство, — начал Андрей, — вы не могли бы позвать Ивана?
Минуту, а может быть и больше, телефонная трубка изрыгала проклятия и ругань. Кого и за что костерили, Андрей не понял. Отодвинув от уха кричавшую трубку, он стал ждать, когда человек выговорится.
Немного успокоившись, женщина сообщила, что если он хочет увидеть Ивана, ему надо идти в пивной бар «Пена».
Улица встретила Андрея бодрящим морозцем и небольшой вьюгой. Подняв воротник осеннего пальто, он пошел на площадь ловить такси.
— Ты что, не местный? — удивился таксист, — бар в ста метрах! Заверни за угол и вперед!
Андрей повернулся в сторону, указанную таксистом, и побрел в сторону бара. Улицы были засыпаны снегом, который здесь явно не убирали. Ноги Андрея, обутые в легкие полуботинки разъезжались, и редкие прохожие подсмеивались над ним.
Дойдя до бара, Андрей понял, что изрядно взмок от подобной физзарядки. Майка на спине пропиталась потом, а мокрые волосы прилипли ко лбу.
В зале был полумрак, и он не сразу увидел Ивана, сидевшего в компании собутыльников.
Андрей уселся неподалеку и стал наблюдать. За столом Ивана были двое мужчин и одна женщина. Со времени, когда они виделись в последний раз, Иван явно сдал. Он постарел, даже его движения были по-стариковски замедленными. Одежда висела, как на вешалке, и явно была с чужого плеча. Внешний вид его друзей тоже оставлял желать лучшего.
Гость махнул официанту. Подождал. Еще раз махнул. Никто к нему не спешил. Дождавшись внимания, он спросил:
— Чем поите и кормите?
Официант профессионально оглядел нового клиента.
— Любой каприз за ваши деньги, — смахнул он крошки со стола и положил меню.
Андрей заказал бутылку водки, креветок, соленых сухариков и попросил два пива.
Пенный напиток был противным. Сделав глоток, Андрей отодвинул пойло и налил полную рюмку водки. Подозвав официанта, попросил принести хорошего пива. Через минут десять ему на стол поставили две новые кружки. Андрей попробовал, пиво было вкусным и холодным. Вот это действительно пиво!
Он залпом опрокинул рюмку водки и с удовольствием закусил хрустящим соленым огурчиком. Водка побежала по сосудам, и ему стало так тепло и уютно, что он на миг забыл, где находится и для чего пришел.
Он сидел за столом, потягивал пиво и продолжал наблюдать за Иваном. Тот опустошил свою кружку и направился к барной стойке. Что-то говорил бармену, но ему отвечали отрицательным качанием головы.
До Андрея дошло, что его товарищ опустился до состояния попрошайки. Да, это Иван сейчас слезно просил у бармена пиво в долг, а тот, качая кудрявой головой, непреклонно отказывал ему. А Иван все стоял и просил. Видя, что уговоры не действуют, он перешел на угрозы. Бармен хорошо знал своего посетителя и не обращал на него внимания — все это он слышал неоднократно и давно привык.
Андрей опять подозвал официанта и попросил пригласить Ивана за свой столик. Бывший кореш в сильном подпитии не сразу узнал Андрея. Он плюхнулся на стул и, не говоря ни слова, стал пить. Вдруг до него дошло, кто перед ним, и он тут же полез целоваться. Его пьяный рот, набитый закуской, извергал слова восторга. Получалось нечеловеческое мычание. Попытки объятий Андрей брезгливо прекратил.
Что греха таить, Андрей и сам порой набирался до чертиков, но все-таки не любил пьяниц и себя за пьянку корил. Он смотрел на товарища по лагерю и отказывался узнавать его в этом опустившемся человеке.
Иван прибыл к ним в отряд после пересылки и сразу попытался сойтись с авторитетами зоны. Он рассказывал осужденным, что входил в состав одной из самых серьезных преступных групп Новгорода и принимал участие в целом ряде крупных краж. Его слушали, не скрывая уважения. Но тогда Иван не догадывался, что это был обычный балаган, в котором ему отвели всего лишь роль шута.
Однажды ночью Ивана разбудил заключенный:
— Есть базар!
Они вышли из барака и направились в сторону пилорамы. Когда открылась дверь, он увидел заключенных, которые, наплевав на всякую пожарную безопасность, вовсю дымили среди досок и опилок.
— Ну что, Скок, шевели батонами! Прогони нам еще раз порожняки о твоих делах в Новгороде! И поведай честной братве, как ты выставлял хаты!
Иван затрясся, как осиновый лист. Он глянул на осужденных и понял, что шутки кончились.
— Сука, сказочник, — произнес один и дважды ударил его ножом в живот.
Добивать его не стали и все молча разошлись по отрядам.
В больничке, лежа с зашитым животом, Иван узнал, что авторитетным заключенным стало известно, что он, находясь в пересыльной тюрьме, взял себе биографию одного из авторитетов Новгорода. Сначала все проходило гладко — его хорошо встречали на пересылках, честная воровская братва делилась с ним последним, он вкусно ел и крепко спал, не зная, что малявы уже неслись по тюрьмам и лагерям, и жить ему оставалось недолго. Чужая жизнь, взятая на прокат, на зоне не прощается.
Иван провалялся в больничке больше двух месяцев и вышел оттуда худым и бледным. После того как его поставили на ножи, Иван не знал, как ему жить на зоне. Идти в «мужики» ему не хотелось — пришлось бы обязательно работать, а работать Иван не любил. Записаться в «активисты» — боялся блатных, которые не простили бы это.
Пока он размышлял над превратностями судьбы, его вызвал начальник оперативного отдела:
— Как дела, резаный? Ты знаешь, что ты приговорен, и жить тебе дня два?
У Ивана подкосились ноги. Он уперся рукой о стенку и со страхом взглянул на «кума».
— У тебя одна дорога — в актив. Вокруг тебя одни ножи. Думай, — произнес начальник и закурил.
Иван лихорадочно думал. От умственного напряжения на его покатом лбу появилась испарина.
— Я согласен, — еле слышно произнес Иван.
Его назначили хлеборезом в столовую.
Жизнь Ивана потекла размеренно. Иногда ему казалось, что ничего не может поколебать его будущее, да и срок, словно майский снег, таял день за днем. Однажды во время помывки в бане его попытались ошпарить. Один из заключенных налил полную шайку кипятка и медленно направился к скамейке, на которой сидел Иван. Тот сидел спиной и не видел происходящего. Вся голова и лицо были в мыле. Осужденный уже поднял шайку, но вдруг что-то произошло, никто толком и не понял, заключенный с криком свалился на пол, страшно ошпарив себе лицо и грудь.
Того, что Андрей подбросил ему под ноги кусок мыла, никто не заметил. Единственным человеком, узнавшим это, был Иван.
Тогда же он пообещал пригласить Андрея к себе, в Новгород.
Однако, как говорят, если хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах. Так и случилось. Иван оказался на свободе на полгода раньше Андрея, и новая жизнь захлестнула его. За все время, пока Андрей досиживал срок, Иван не отправил ему ни одной обещанной посылки. А ведь клялся матерью. Прошло еще полгода, и Иван вообще позабыл о друге.
И его недавний звонок мало бы что изменил. Иван пил ежедневно, не просыхая. В последнее время начал путать дни и недели, да они у него и не отличались.