Максим сидел и слушал монолог об арестантском братстве, думая о своем.
— Знаешь, чего я боюсь? — спросил он. — Я боюсь не тебя, а своего товарища Алмаза. Не знаю, что он говорит там, наверху. Понимаешь, это он познакомил меня с Андреем, который занимался кражами с меховой фабрики. До этого я никогда не видел этого парня. Ну, есть грех, ну предложил я шить из этих шкур шубы. Я ведь этого не скрываю! Да, это моя идея! Я знал, что Андрей готовит налет на машину, может, мне и надо было сообщить в ментовку, а я промолчал. Но другого я ничего не делал, и больше ничего не знаю. Не знаю, куда Андрей девал меха, кто их купил. Там большие деньги, очень большие, и за мое любопытство могли бы просто пришить.
— А откуда этот Андрей? — спросил Фомин. — Может, я его знаю?
— Фамилия Баринов. Живет в Адмиралтейской слободе, по-моему, на улице Мало-Московской, рядом с «Сантехприбором». Вообще, он фартовый парень, смелый, решительный. На такое дело пойдет не каждый. У него был трофейный немецкий нож. Он редко ходил без ножа и пистолета. Для него убить человека было все равно, что перейти улицу. Вот я и молчу, потому что жить хочу. Молчу наверху, когда мне предъявляют этот разбой, молчу и в камере. Андрей не простит мне, если я начну что-то говорить. Деньги пилят не только сталь, но и языки ментов, хотя те и предлагают мне рассказать все. Так что лучше быть немым, но живым, чем болтливым и мертвым.
Фомин достал пачку сигарет «Прима», закурил и на время замолчал.
Он сидел и анализировал услышанное. Оснований не верить у него не было, и он вновь принялся за расспросы:
— Слушай, а ты у Андрея видел его друзей? Сколько их? Двое, трое? Ты думаешь, куда они толкнули эти меха?
— Я думаю, что меха могли уйти куда-нибудь на Кавказ. Только там у людей могут быть такие деньги, чтобы они сразу могли рассчитаться. Андрей, насколько я его знаю, не из тех, кто в долг живет и в долг дает. Просто так, без денег, он товар не отдал бы. Меха нужно искать там, среди цеховиков, кто занимается шубами.
В Казани наверняка таких нет, кто бы мог купить меха оптом, Я бы на месте ментов искал на Кавказе. Друзей Баринова я не знаю, видел одного мельком. Откуда он — мне было неинтересно. Зачем он нас звал на дело — не понимаю? Думаю, что на тот момент, людей у него явно не было.
Фомин, смоля сигарету, изображал абсолютную незаинтересованность. Но в душе был безмерно доволен, что наконец-то удалось разговорить Маркова. Теперь Фомину было ясно все.
— Слушай, Фомин, может, Андрей меха спрятал где-нибудь на Кирова? Там ведь дополна сараев и пустых домов? Мы с Алмазом раза два ездили туда с ним и минут по сорок ждали его. Он постоянно обходил эти дворы, что-то искал, рассматривал дома, — решил сымпровизировать Марков.
«Если Фомин — ментовский стукач, то его рано или поздно спросят об этом оперативники, и тогда все встанет на свои места. Теперь надо подождать», — подумал Максим.
Утром Маркова привели в кабинет следователя. Минут через десять после начала допроса подошел я. Мне было интересно, сумеет ли следователь развалить Маркова. С утра мне доложили весь разговор Маркова с Фоминым, в котором последний рассказал ему об интересующих нас преступлениях.
Я по-прежнему не верил, что Марков и Фазлеев не причастны к разбою, и поэтому с нетерпением ждал развязки. Глядя на то, как ведет себя Максим, на его спокойное, надменное лицо, я не мог переубедить себя в том, что Марков хорошо понимает, что следствие не может доказать его причастность к разбою.
«Очевидно, ему сейчас проще признаться в менее тяжком преступлении», — подумал я и вновь стал следить за лицом допрашиваемого.
Не исключено, что пока Марков и Фазлеев находились в ИВС МВД, их адвокаты скооперировались и выработали единый подход в даче показаний. Я не хотел мешать допросу и не задавал никаких вопросов. Адвокат Маркова — Гуревич Игорь Семенович внимательно следил за процедурой. Иногда он просил подзащитного не отвечать на поставленный следователем вопрос, мотивируя свои требования статьями уголовно-процессуального кодекса.
— Я хотел бы вас ознакомить с показаниями вашего товарища, вы можете их прокомментировать? — спросил следователь и зачитал несколько предложений из допроса Алмаза.
Марков, словно ждал этого момента, он моментально понял, что Алмаз вошел в игру, предложенную адвокатами. Сейчас его черед. Он должен поддержать Алмаза, а иначе им никто не поверит. Максим сделал удивленное лицо и попросил еще раз зачитать строки из протокола.
Следователь вновь зачитал. На лице Максима ничего не читалось.
— Покажите мне его подписи, — попросил он.
Следователь протянул ему последний лист протокола, и Максим внимательно изучил подписи лиц, в одной из которых узнал руку своего друга. Лицо Максима выражало удивление. Он попросил воды, и следователь выполнил его просьбу.
Сделав два глотка, парень отодвинул стакан и, как артист, выдержав паузу, произнес:
— Я не хотел оговаривать своего товарища, я не хотел говорить за него до тех пор, пока он сам об этом не скажет. Теперь я вижу собственными глазами, что он первый дал эти показания, и я сейчас решил, что он полностью развязал мне руки. Пишите!
Алмаза я знаю давно, со школы. Мы учились в параллельных классах. После окончания школы неожиданно сдружились. Где-то в конце прошлого года ко мне домой приехал Алмаз и рассказал историю со шкурами и попросил съездить с ним на встречу с этими ребятами, так как боялся ехать один. На этой встрече он познакомил меня с Бариновым Андреем. Из их разговоров я понял, что Андрей с друзьями занимается кражами с меховой фабрики, у них скопилось большое количество овчинных шкур, и они ищут устойчивый канал сбыта. Я предложил Андрею не продавать шкуры, а продавать уже готовые шубы, так как это намного выгоднее и безопаснее во всех отношениях.
Когда мы лучше узнали друг друга, Баринов стал предлагать нам с Алмазом принять участие в кражах, но мы отказывались. Я в это время познакомился с одной девушкой, закройщицей в ателье мод на улице Горького, и она согласилась шить шубы у себя на дому. О том, что шкуры краденые, она не знала. Мы с Алмазом говорили ей, что они из Башкирии. Где сейчас Баринов — я не знаю. Последний раз его видел в начале апреля.
Почему я пытался скрыться от работников милиции, тоже могу пояснить. О том, что это работники милиции, я не знал, думал, что за мной наблюдают друзья Андрея.
Баринов в начале апреля предложил нам с Алмазом принять участие в одной акции, обещал очень большие деньги, но мы опять отказались, и поэтому я посчитал, что Андрей мог попросить своих друзей или знакомых проследить за нами. Когда мы отказались от участия в этой акции, Андрей предупредил, что подобные вещи он не прощает. И пригрозил, что разберется с нами.
Максим закончил говорить. На какой-то момент в кабинете повисла тишина, стучала лишь пишущая машинка.
Переведя взгляд с Максима на следователя, я увидел, с каким настроением последний печатает текст. Он светился от гордости, что ему удалось расколоть преступников.
Я хотел задать несколько вопросов Маркову, но следователь, словно испугавшись, запретил мне контактировать с подследственным.
Его отказ вызвал во мне настоящую ярость! И чтобы не сорваться, я вышел.
Я вышел и направился к начальнику управления уголовного розыска, доложил ему о результатах допросов Маркова и Фазлеева. Одновременно положил ему на стол письменный доклад агента.