Женщина смотрела на любимого — лицо его изменилось, черты стали грубыми и жесткими, он совсем не улыбался.
«Да, не курорт», — подумала Света.
И, словно угадав ее мысли, Марков улыбнулся привычной ей улыбкой.
— Что, стал другим? Ничего не поделаешь, Света. Здесь жизнь другая и законы злые. Не переживай, все будет нормально, — успокоил он и вновь улыбнулся.
В дверь постучали, и появился Усов. Отведенное время истекло. Света сгребла продукты в сумку и отдала Максиму.
Напоследок она потянулась поцеловать его. Максим внимательно посмотрел ей в глаза — они были полны слез.
Ему тоже до слез стало жалко ее.
Кем была для него эта женщина? Проводником в свободный мир, мир без конвоя, собак и колючей проволоки. То, что он никогда и ни за что больше не вернется в тюрьму, Максим решил давно. И сейчас, в момент расставания, может быть, впервые по-настоящему ощутил разницу в свободе и неволе. Раньше ему было почти все равно. А сейчас он понял, что все это время делал и думал неправильно, и за все счастье, которое было в его жизни, он обязан только ей, одной-единственной.
Максим видел, как за Светой закрылась дверь, но все стоял и смотрел.
— Пошел, — услышал он окрик конвоира и направился в другой, уже чуждый ему мир.
Наступило воскресенье, и Светлана с утра готовилась к встрече с Шамилем. Она еще накануне накупила кучу деликатесов и сейчас ставила на стол тарелки с копченой колбасой, окороком, сыром и рыбой. Жирный палтус так и просился в рот, но Светлана ждала Шамиля и не хотела без него прикасаться к еде.
В номере работал телевизор, шла трансляция концерта, где выступали звезды советской эстрады. Вдруг ее будто током прострелило — часы показывали десять минут первого! Она стрелой вылетела из номера и устремилась в холл гостиницы.
Спустившись, с облегчением увидела Шамиля, который, несмотря на сильный мороз, был одет в шинель.
В номере она заботливо помогла парню раздеться и пригласила к столу. То, что увидел Шамиль, он не ел даже дома, поэтому стоял и не знал, с чего начать. От смущения даже попытался отказаться, но Светлана силой потянула его к столу.
— Шамиль, давай договоримся, что ты не будешь кокетничать и будешь есть все, что на столе. Я просто хочу порадовать тебя.
Шамиль вымыл руки и присел. Светлана достала бутылку водки и предложила выпить. От рюмки солдат не отказался и выпил ее залпом. И с большим удовольствием приступил к уничтожению закуски.
Когда с едой было покончено, Светлана присела в кресло и приготовилась слушать, что скажет Шамиль.
— Я заступаю в наряд в эту среду. В мою задачу будет входить проверка внешнего периметра зоны. Вам необходимо захватить с собой гражданскую одежду и положить ее в определенном месте, которое сегодня покажу. Я передам ее в зоне, а затем, когда он переоденется, выведу его к тому же месту, где оставляли одежду. Все остальное — ваше дело. Думаю, его не хватятся до вечерней проверки, то есть до двадцати часов. В случае чего — я вас не знаю и никогда не видел. А сейчас поехали к колонии, я вам покажу место.
Светлана хотела его отблагодарить и попыталась сунуть ему тысячу рублей. Однако Шамиль от денег отказался и заявил, что его семья и так должна ей.
Светлана оделась, и они вышли из гостиницы. На улице было совсем темно.
«Вот она, полярная ночь! — вдохнула морозный воздух Светлана. — Надо спешить. Это хорошо, что все произойдет в среду. Кстати, надо купить билеты на самолет. Чем дальше мы будем от этого места к двадцати часам, тем больше шансов затеряться».
Они доехали до колонии, вышли из машины, и Шамиль показал условное место. Они обговорили время, когда Светлана должна будет ждать Максима. Шамиль пошел пешком в сторону воинской части, а Светлана поехала обратно. Ей необходимо было приобрести два билета на самолет на ближайшую среду.
Приехав в гостиницу, Светлана достала новый паспорт Максима и направилась в кассу предварительной продажи авиабилетов.
Там она уверенно протянула паспорта и попросила оформить два билета до Ленинграда. Заплатив, поинтересовалась о возможности приобретения билета из Ленинграда до Москвы. Из Воркуты до Москвы летал самолет всего два раза в неделю — во вторник и субботу, и добраться до столицы было проще через Ленинград.
Кассир оформила ей еще два билета.
Ситуация в колонии продолжала накаляться. Осужденные, недовольные действиями администрации, демонстративно отказались спускаться в забой. Многие стали отказываться от пищи, требуя освобождения товарищей, помещенных в камеры штрафного изолятора. То там, то здесь происходили стычки между активистами и блатными. Администрация была вынуждена пойти на некоторые уступки и смягчить режим.
Они вывели армейский спецназ с территории колонии и стали потихоньку освобождать осужденных из штрафного изолятора.
Максим шел в строю, впереди него шагал осужденный Казаков, который никак не мог попасть в ногу с шеренгой, и постоянно подпрыгивал, меняя ногу. Максим в очередной раз наступил ему на пятку, в результате чего Казаков споткнулся.
— Ты что, хмырь, ходить нормально разучился? — прошипел сквозь зубы Казаков, — блатуешь? Я тебе башку отобью, еще раз наступишь!
Максим не стал связываться, решив, что Казаков специально провоцирует его.
Их отряд направлялся в столовую. Перед столовой отряд остановился, и начальник побежал в здание администрации. Было очень холодно, и пронизывающий ветер свободно проникал сквозь тонкие телогрейки осужденных. Минут через пять заключенные стали роптать, а уже через десять из строя стали раздаваться выкрики протеста.
— Козлы, суки, специально морозите зэка! — неслось из строя.
Услышав недовольные крики, к столовой подтянулись свободные от наряда военнослужащие.
Максим увидел своего земляка, который условными знаками показывал ему, что надо встретиться.
Наконец-то вышел начальник отряда и дал команду заходить. Максим специально замешкался и оказался одним из последних. Пока он плелся по коридору, к нему подошел солдат и шепнул, что будет ждать завтра утром за зданием отряда. Максим кивнул. А потом уселся за стол и с двойным аппетитом принялся за тюремную еду.
Он до сих пор не мог поверить, что завтра в это время он будет далеко от колонии и больше никогда не услышит вой конвойных собак и клацанье затворов автоматов. Все в нем пело, и он с усилием делал серьезное лицо, чтобы не выдать безграничную радость.
Их вели обратно в барак, и Максим на редкость внимательно вглядывался в очертания бараков, административных корпусов, как бы запоминая этот пейзаж на всю жизнь.
Наученный горьким опытом, он не имел близких друзей в колонии, и это позволяло ему отвечать только за себя и не вписываться за других осужденных, которые часто были неправы. Это освобождало его от желания поделиться своей радостью с кем бы то ни было.
Максим верил в удачу, знал, что удача любила его, и поэтому ни на минуту не сомневался в задуманном. Он лег на койку и, закрыв глаза, погрузился в свои мысли. Но недолго ему мечталось — в помещение вошло подразделение спецназа и приступило к очередному шмону.
На пол летели вещи заключенных, вызывая глухое недовольство. Койку Максима осматривал прапорщик и двое бойцов. Прапорщик сорвал со стены фотографию Светланы и бросил на пол. Ничего не найдя в личных вещах Максима, они приступили к осмотру кровати и тумбочки соседа.
Прапорщик взглянул на Маркова и демонстративно наступил на валявшуюся фотографию.
— Гражданин прапорщик, разрешите мне поднять фотографию? — обратился к нему Максим.
— Что ты сказал, засранец? — грозно спросил прапорщик и с разворота ударил дубинкой по правому плечу.
Максим сдержался, он верил, что этот обыск был последним в его жизни.
Подняв фотографию, положил ее во внутренний карман.
Вечером, после шмона он подошел к одному из осужденных по имени Валера и попросил его подстричь. Валерий недолго торговался и согласился за десять сигарет.