Итак, я начал постигать этот весьма важный курс армейских наук. Сразу после завтрака, пока все наши однокашники шли на полковое построение, а затем на политзанятия или строевую подготовку, мы с очкариком спешили в казарму. Надо было успеть захватить хотя бы одно ведро и пару тряпок - ни того, ни другого на ораву каждодневных полотеров не хватало. Потом мы вооружались ещё парой кусков простого хозяйственного мыла и сапожными чистыми щётками. И начинали свой урок.
Деревянные полы в казарме, когда-то крашенные в голубой цвет, поистёрлись, солдатские сапоги выбили в проходах обширные проплешины. Наша, поломойщиков, задача и состояла в следующем: эти лысые места отскоблить намыленными щётками так, чтобы дерево сверкало первозданной желтизной. В этом виделся опять же специфический армейский перебор. К слову упомяну, что за два года при мне полы в казарме так и не покрасили, словно кому-то очень не хотелось их мытьё сделать для сапёров быстрым, лёгким и приятным занятием.
Признаться честно, если в первые дни, помня о кошмарном туалете, я драил пола даже, можно сказать, с удовольствием и азартом, то потом это занятие прискучило мне, стало весьма тяготить. Ни за прожитые до этого почти двадцать лет жизни, ни в последующие все два года службы мне не доводилось в таком количестве заниматься поломойством, как в эти две недели, и, надеюсь, до конца жизни уж не придётся. Хотя, надо отметить, продраив без малого три десятка раз обшарпанные доски казарменных полов, я стал вполне квалифицированным поломойщиком...
Впрочем, не пора ли дальше?
Наступил день принятия присяги. Самый торжественный день для новобранцев, как настраивали нас отцы-командиры. Я так восторженно и назвал статейку, которую вечером этого дня в пароксизме взволнованных чувств накропал на листочках, вырванных из тетради в клеточку, и отправил в областную молодёжную газету. До призыва я успел опубликовать в "районке" два стиха о несчастливой любви до гроба и заметульку о плохой работе нашего Дома культуры, так что рука была, можно сказать, слегка набита. Но я мало надеялся, что областную "молодёжку" заинтересует тема, просто хотелось выплеснуть чувства на бумагу, хотя бы и втуне. Однако мне, видимо, удалось заинтересовать редакцию "Комсомольского знамени" лихой бодростью тона, или у них совершенно нечего оказалось ставить в спецполосу для призывников и воинов "Патриот", так что заметка моя вошла в историю советской печати. Вот она дословно:
САМЫЙ ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ДЕНЬ
В службе каждого солдата есть день, который запоминается, наверное, на всю жизнь - день принятия присяги.
Позади курс молодого бойца. Тяжёлыми и объёмными были дни учения. Постигали азы строевой подготовки, изучали Уставы Вооружённых Сил СССР, усвоили первые политические занятия.
И вот наступил этот день. Он торжественный не только для солдат молодого пополнения, но и для старослужащих. Этот день - праздничный. К нему тщательно готовятся. Новобранцы ещё раз повторяют текст присяги, прослужившие год-два чистят обмундирование, сапоги, подшивают ослепительные подворотнички.
С утра весь личный состав подразделения выстраивается на плацу. Замирают шеренги воинов. Оркестр звенит маршем. Вдоль рядов проносится реликвия - знамя части. Командир произносит короткую речь. Начинается церемония посвящения в солдаты Советской Армии.
Над застывшим строем раздаются весомые, чеканные слова присяги:
- Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином...
Молодой воин волнуется, голос его от напряжения неожиданно ломается, горло сжимает спазма. Но тяжесть оружия в руке действует успокаивающе, он перебарывает волнение, и вот уже отчетливо, резко, с полной ответственностью он произносит:
- Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик, и как воин Вооруженных Сил я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью...
Эти клятвенные слова произносили наши братья и отцы в Великую Отечественную войну. Давали подобную клятву наши деды, защищая завоевания революции в пожаре гражданской войны. Теперь такую клятву даем и мы защитники нашей социалистической Родины.
Воин читает заключительные суровые слова присяги:
- Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.
Принимает присягу другой воин, потом следующий. И снова и снова раздаются слова присяги. Строй застыл по стойке "смирно". Последний воин молодого пополнения принимает присягу, и тишину раскалывает звенящий марш оркестра.
Торжественная часть закончилась, но праздничный день ещё в полном разгаре. Концерты художественной самодеятельности, кино, праздничный обед дополняют его.
На лицах молодых воинов не исчезает отпечаток пережитого волнения.
Потекут дни, недели, месяцы солдатской нелёгкой службы. Из неуверенного в себе, неуклюжего новичка постепенно получается подтянутый, опытный солдат, который с тёплой улыбкой будет вспоминать день принятия присяги.
Публикация моего опуса в газете имела два последствия: замполит части подполковник Кротких имел со мной приватную беседу, в ходе которой пожурил меня за самостоятельность, попросил впредь всё отсылаемое в редакции прежде показывать ему ("Нет, нет, не подумай, Саша, что это цензура, так лучше будет, так надо..."), а также с моего согласия подполковник Кротких включил меня в редакцию полковой радиогазеты, что весьма повысило мой армейский статус.
А второе: сапёры прилепили мне довольно приятную на слух кликуху Писатель.
Глава III
Самое мучительное для человека мало-мальски мыслящего - это боязнь унижения его человеческого достоинства. Мучительность скорей не в том, что тебя могут унизить, а в том, что ты можешь унизиться...