Рыжий раскраснелся и чуть не всхлипывал от воспоминаний. Не успел я как-нибудь ответить на его тираду, как дверь нашей палаты отворилась.
- Здравствуйте, ребята! Меня вот к вам подселили. Можно?
- Давай, давай, - ответил я этому невысокому черноволосому парню, устраивайся на любой плацкарте.
Новичок выбрал койку с Пашкиной стороны и сел. Рыжий, замолкнув, с минуту таращил на него свои серые пуговки и потом принялся за свою методу:
- Как кличут-то? Какой призыв? Откуда родом?..
- Зовут Борисом. Девять месяцев уже отслужил. Сам из Новосибирска. А вы?
Познакомились.
Пока Борис расправлял постель, я его рассмотрел поподробнее. Глаза умные, лицо, особенно по сравнению с Пашкиным, радовало правильностью черт, только было бледноватым. Ростом невысок и размахом плеч не поражал. Последнее, что я заметил - томик Чехова, который Борис положил под подушку...
Разбудил меня часа через два голос медсестрички - пора идти на уколы.
- Слышь, чуваки, - сказал уже после обеда Пашка, когда мы все опять валялись, - давайте о гражданке побазарим, а? Давайте об этом, ну, о бабах, короче. Ну, у кого как было там в первый раз или в последний и всё такое прочее. Давайте, а?
Борис отложил книгу. Я - тетрадку, в которой писал письмо матери. Предложение надо было обдумать. Но рыжий терпением не отличался.
- Заметано! Я - первый, - рубанул он и, усевшись на постели по-турецки и подложив подушку под свою тощую спину, взахлёб начал.
РАССКАЗ РЫЖЕГО
Отмучил я восьмилетку, приваливаю домой и базарю:
- Все, батяня, я на пахоту пойду!
Ну, тут охи-вздохи, маманя - в слёзы, но я, как кремень. Батяня пристроил меня к себе, на мясокомбинат. Работёнка - кайфовая: весы такие громадные, сижу я, значит, ковши с мясом вешаю да два раза в месячишко к кассе бегаю. Лафа!
Один раз, помню, объявили очередной перекур, а я не курю. Сижу, значит, на своем стуле и яблоко хаваю. Вдруг слышу сзади:
- Ты чё один балдеешь?
Секу - кадра стоит: волосы светлые из-под косынки до самых плеч, брюки-клёш и халатик белый, как положено. Клёвая вся из себя!
- А чё, - спрашиваю, - с кем я балдеть буду?
- А ты, - спрашивает, - не Андрея Фомича сын?
- Евонный, - говорю, - и есть, а чё?.. Ну, короче, то да сё, о том, об этом базарим. её Глашей, оказалось, звать. Понравилась она мне - жуть! Базарю:
- Смотаемся в киношку вечером?
- Давай, - соглашается и адресок дает.
А тут перекур кончился, она к себе - в фасовочный цех.
Приканал я домой, сполоснулся, хавать начал, а сам всё о ней думаю. В первый раз так деваха понравилась. Для балдежа вдарил я рюмашечку, да вторую и - к её хате Одет ништяк: волосы под битлов, брючата чёрные, клёш двадцать пять на тридцать, рубашечка нейлоновая.
Она недалеко от меня жила, на соседней улице. Там у нас целый район хаты с садами и палисадниками. Подваливаю, короче, а она сидит на лавочке у ворот и меня ожидает. Ну, повалили мы с ней в кино. Не помню, чё в тот раз крутили. Сижу я рядом, думаю: дурак буду, если щас не залапаю - самый момент. А у меня за этим делом никогда не заржавеет. Сижу, значит, на неё смотрю, а потом взял и руку на её руку - р-р-р-раз! Она сперва дёрнулась, потом ничё. Ну, я - дальше-больше. Тут ещё под этим делом (Рыжий щёлкнул себя по кадыку). Руку ей на коленку положил - молчит! А меня, серьёзно, в пот бросило. Секу, рука у меня горячая, а кожа у нее холодная-холодная, ну лёд. Думаю: точно сёдни моей станет. Наглел я, наглел, а она вдруг тихо так:
- Не надо, Паш, а?
Фу-ты, думаю, ломается ещё! Но лапу убрал.
Картина кончилась, пошёл провожать. Я, конечно, не молчу, про битлов базарю, про то, что записей у меня до чёртиков. Она:
- Вот бы послушать!
- Придёшь, - базарю, - ко мне, послушаешь. Коло хаты ёйной стоим. Поздно уже. чёрт с ним, думаю, засосать хоть. Ну, стоим. Я - р-р-р-раз! - её за плечи. Она ничего - молчит. Ну, я её тогда к себе и - присосался. А она мне:
- Зачем же так сразу-то?
- А затем, - базарю, - чтоб веселей жить было!
И ещё раз засосал...
Побалдели ещё, я уж совсем втемнях домой отвалил.
И пошло у нас. На пахоте рядом и вечерами вместе. Ну, там, то в кино иль на скачки в клуб, то так просто кантуемся, на улице. И знаете, раньше одна мысль была - добиться всего и отвалить, а потом как-то на другой бок переворачиваться всё стало. Даже до того дошло, что знаю: вот в любой момент захочу и моей станет, а сам же тяну резину. Ну, целую, конечно, оглаживаю, а насчет этого - ни-ни.
Раз, помню, приканали к нам в первый раз. Я её с маманей познакомил, с братухой - батяню-то она по работе знала. А братуха у меня уж мужиком был: двадцать два года, волосы кудрями и на гитаре мастак. Баб этих у него море.
Он вокруг Глаши сразу ла-ла-ла. А мне чё? Пускай, думаю. Потом свалили мы с Глашей в мою комнату. Я дверь закрыл на задвижку, врубил битлов и сел к ней на кровать. Ну, тут, само собой, облапил, сосать начал. Она вдруг как обхватила меня, прижалась вся и шепчет:
- Ты меня любишь?
Я, конечно, - люблю! - базарю. Да оно и в самом деле так было. А она целует меня, жмётся. Короче, дело за мной только. Я уж тоже завертелся, чё-то расстегивать у ней начал. Руки дрожат...
И тут - надо же! - плёнка кончилась. Я пока другую катушку ставил, вроде утихнул. Да и она тоже. Потом как-то не то уж... Посидели ещё да в кино повалили...
Рыжий замолчал и, глядя в пол, по инерции ещё шевелил губами. Выражение лица у него было даже какое-то умильное: он, казалось, вот-вот слезу пустит.
- А дальше? - спросил Борис.
- Чё дальше? Ничё, - неожиданно поскучнел Пашка.
Так до дня рождения моёго тянулось. А он аккурат у меня на 31 декабря приходится. Ну вот, я её, конечно, пригласил. Гостей там всяких собралось: братуха назвал, батяня. Водяры разной накупили, краснухи, да ещё своё зелье поспело, короче - море. Глаша в тот вечер была - блеск! Платье розовое, короткое, капрончик на ногах, волосы под ленточкой...
Ну, тут маг вовсю орёт, ёлка светится, веселье кругом, Глаша рядом сидит и руку мне на плечо положила, а мне - восемнадцать тряпнуло. Ну, я от кайфа-то и давай одну за другой опрокидывать. Забалдел - страшно. Помню, Глаша уже обнимает меня, целует, чё-то про братуху базарит. Потом я ещё стакан вдарил и - отрубился...
Пашка опять замолк. Хотя как-то не хотелось верить, даже как-то обидно было верить, что его могла полюбить красивая девчонка, но он так увлечённо расписывал...