Вот гадство - опять!
Я шлёпаю босиком к дневальному, караулящему вход в роту, и строго вопрошаю: кто из посторонних проходил в казарму, пока я спал? Парнишка мнётся, видно, предупреждёнзапуган, но я его убеждаю, что ничего страшного с ним не произойдёт. Дневальный почти на ухо мне шепчет:
- Келемян.
Ага, теперь понятно. Сегодня дежурит по роте Ашот Мнеян, который перед дембелем пробился в младшие сержанты, командует отделением. Келемян, черпак из 3-й роты, начинавший год назад служить в нашей, приходил, видимо, в гости к земляку и, скунс паршивый, внаглую свершил обмен сапог. Выражаясь по-стройбатовски, прибурел до предела: неужели он не понимает, что номер не пройдёт?
Вскоре появляется в казарме Мнеян. Я ему коротко, но энергично объясняю ситуацию. Ашот не в восторге от такой беспардонности земляка, он возмущён (мы с ним стали совсем приятели, да и как дежурный по хате он в ответе за все казарменные происшествия), звонит в 3-ю роту, что-то резко кричит в трубку по-армянски.
Через пару минут прикандыбивает в моих блестящих сапогах Келемян. Он плотненький, кривоногий, весь какой-то сальный, грязный, в замызганном бушлате. Глаза его мокрые излучают добродушное хамство.
Я швыряю ему под ноги его задрипанные опорки и присовокуплю пару ласковых словес. Келемян, стаскивая со своих давно не мытых лап мои сапожки, с искренним, наглец, недоумением шепелявит:
- Э-э-э, ара, зачэм абида? Вижу - сапаги пад кравать. Хазяин нэт. Дай примэрю... Тваи сапаги, ара? Аткуда я знал? На, бэри, мнэ нэ жалка!..
Ну что с таким обормотом поделаешь? Пока он больше смешон, но могу представить, какой блотью заделается этот развязный Келемян через полгода.
А вообще, клептомания - весьма популярная болезнь в нашей казарме. Я ради интереса после первых же пропаж своих вещей решил фиксировать эти пропажи в записной книжке. В результате за два года получился следующий реестр, озаглавленный мною с горькой иронией:
ДАНЬ РОТНЫМ ПОЛОВЦАМ
10 рублей. Книга ("Очерки бурсы"). Ремень брючный. 3 рубля. Брюки. Пилотка. Пилотка. Пилотка. Часы. Сапоги. Правый сапог. Полотенце. Туалетные принадлежности (мыльница, зубная щётка в футляре, зубная паста). Полотенце. Туалетные принадлежности. Погоны. Две простыни. Полотенце. Очки. Полотенце. Подушка. Оделяло. Подворотнички (5 штук). Полотенце. Авторучка. Бритвенный станок. Полотенце. Сапоги. Простыня. Книга ("Холодный дом"). Папиросы (3 пачки). Полотенце. Книга (Конан Дойл). Полотенце. Полотенце. Полотенце. Авторучка. Две простыни. Матрас. Полотенце. Полотенце. Сапоги. Полотенце. Полотенце.
Список, понимаю, дикий. Полотенца воровали на портянки, простыни - на подворотнички, туалетные принадлежности - для отчета перед командиром на построении, одеяла-матрасы-подушки - обменивались худшие на лучшие, часы-деньги-авторучки - и так понятно... Но для чего, к примеру, книги библиотечные тибрили и тем более очки с диоптрией минус два? Вот это совсем понять невозможно. Надо ли объяснять, что за уворованные простыни, полотенца, книги - за всё надо было расплачиваться потерпевшему же своими деньгами. Ворюг же никто и никогда не искал.
Свыклись.
А кому надо? Можно решить проблему проще, без напряжения. За пару дней до получки комроты капитан Борзенко днём, пока личного состава нет дома, устраивает в казарме ревизию постельного белья, фиксирует все порванные и вовсе исчезнувшие простыни, наволочки, полотенца. В день выдачи жалованья в канцелярии рядом с кассиром сидят капитан и старшина. За простыню отстригается от сапёрской получки три рубля, за полотенце - полтора, за наволочку - рупь. Оштрафованных набирается иной раз человек до сорока. При этом происходят следующие диалоги:
Сапёр: - Я не рвал!
Капитан: - А меня не интересует.
Другой сапёр: - У меня же украли простыню, я не виноват!
Капитан: - Так я, что ли, платить за неё буду, сынок?
Сапёр: - Я платить не бу-у-уду!
Капитан: - Что, блоть заела, сынок? Я блоть-то вышибу!..
Третий сапёр: - Товарищ капитан, у меня же целы обе простыни, посмотрите - ошибка вышла.
Капитан: - Тебе их подменили, сынок.
Сапёр: - Да какой же смысл? Кому ж за меня платить охота?
Капитан (наморщив лобик): - Ну ладно. Старшина, с этого не бери...
Вообще, надо сказать, с капитаном Борзенко тяжко общаться. Низкого роста, приземистый, с тёсаными чертами лица и неприятно свинцовым взглядом, он, если был бы артистом, наверняка играл бы роли полицаев, главарей банд, насильников и прочих выродков. Любимое свое присловье "сынок" он произносит так, как другие произносят слово "сволочь". Он служил одно время заместителем начальника штаба нашего полка, а затем его бросили (или сбросили - в стройбате ротами командуют лейтенанты) на должность командира 5-й роты для поднятия в ней дисциплины и порядка. Полк вздохнул с облегчением, 5-я рота охнула. Жора не давал вздохнуть - сплошные проверки, ревизии, шмоны, репрессии, придирки, наказания... Жора любил приговаривать.
- Я чикаться долго не стану: раз и - тама (то есть - на губе)! Не понял, сынок, - ещё раз. Ещё не понял - ещё пойдешь отдыхать... Я блоть-то вышибу!
...Итак, сапоги мои возвращены, настроение ещё есть. Да и как ему не быть...
Маша!..
Надо ещё раз пройтись по своёму докладу. Вечером - отчётно-выборное комсомольское собрание. Я официально передаю звание комсорга 5-й роты молодому Бражкину. Событие вроде бы и не мирового уровня, но дело в том, что доклад отчетный написал я не совсем нормальный. Я решил на собрании сказать правду. Вот и всё. Исписал я всего три тетрадных странички.
"Товарищи комсомольцы!
Меня избрали секретарём комитета ВЛКСМ роты восемь месяцев назад. Что удалось сделать за это время? Скажу сразу - практически ничего.
Все вы знаете, что комсомольская жизнь в нашем подразделении не кипит, не горит, а еле теплится. Единственное, может быть, что и есть - это редкие собрания (за восемь месяцев их было два), которые мало чем отличаются от производственных: выступают на них командиры, бригадиры, разговор идёт о выполнении соцобязательств, воинской и трудовой дисциплине и прочих важных, но к комсомольской тематике имеющих косвенное отношение вещах.
Еще у нас в первичной комсомольской организации стопроцентная уплачиваемость взносов. Но разве это плюс, если смотреть правде в глаза? Как у нас собираются взносы, знаем все, да молчим. Я как секретарь, да ещё призвав для подстраховки замполита роты товарища Касьянова, вынужден прямо из рук кассира забирать выдаваемые деньги, отсчитывать взносы, а оставшееся отдавать военному строителю, если, правда, командир роты эти остатки за порванное постельное бельё не реквизирует. И при этом я выслушиваю возгласы недовольства - не желают комсомольцы платить членские взносы, не хотят. Хотя у многих это, так сказать, единственное комсомольское поручение.