«Ты самый смелый пешеход в городе», - говаривал мне Боря Ардов, Царствие ему Небесное. Я сочинял забавные стихи, фаршированные метафорами яркими и точными. Я имел узкий круг поклонников, но подражателей не имел. Оппонентов сколько угодно. Среди наиболее верных моих поклонников был и Коля Семечкин.
Коля так же пил сухое вино и портвейн, так же одевался, как Бог на душу положит, но ему не прощали. Коля был неудачник даже более чем Schicklgruber. Фортуна избегала его, точно из принципа. В творчестве, в семье и в работе успех изменял Семечкину точно молодой гомосексуалист похотливому нищему долгожителю. Но у Коли был редкий дар, которого лишены были успешные конформисты. Он умел радоваться мелочам. Лишенный ярких достоинств и недостатков, он был среди прочего лишен и зависти. Это дало ему возможность наследовать крупнейшее духовное состояние. Как и Борис Александрович он легко усваивал языки. Он почти свободно читал на испанском, польском, чешском, и даже португальском.
Он переводил мне «Всемирную историю бесчестия» Хорхе Луиса Борхеса, невольно схлопотавшего в 76-м году чилийский орден, как решили ондатровые, от верного почитателем Аугусто Пиночета. За такую «поддержку антинародного» режима кожзаменители запретили Борхеса. Кнут Гамсун, открыто поддержавший Schicklgrubera и его норвежскую пешку Видкуна Квислинга, кожзаменителями был разрешен. Кстати, сын Гамсуна с благословения папеньки мужественно сражался в составе дивизии СС «Викинг» против Красной Армии. Такая избирательность шапок не парадокс. Это заурядная халатность. Любой халатности шапок я всегда симпатизировал. Как и писателю Гамсуну. А христианину Гамсуну Бог судья. Что еще о Коле сказать? Семечкин был убежденный атеист. И Семечкин был жертва.
Вика-Смерть, также рожденная под знаком Рыб, в прежней жизни говорила: «Мы рыбы. Наша сущность жертва». Думаю, зодиакальные секторы здесь не причем. Жертва сущность кого угодно. Стоик платит за принципы, циник за их отсутствие, 1,5 миллиона армян, перебитых турками за то, что они армяне, 69 пассажиров за ошибку швейцарского диспетчера, швейцарский диспетчер за то, что он ошибся, а Коля за то, что Семечкин. И это есть промысел Божий. Я не верю в мистику, параллельные миры, артефакты, черные дыры, кротовые норы, зодиакальную зависимость, и оторванную пуговицу от плаща в недрах моей квартиры. Я лишь допускаю их существование. В Иисуса я верю. И верю, что Иуда его предавший оказался из близкого окружения. И в то, что единственный способ творческого познания мира есть логика. И что логика есть во всем. Просто мы не знаем об этом. Пример. Коля Семечкин состоял на учете в психиатрическом диспансере города Одинцово. Как-то лечащий врач попросил его зайти. Вместо врача Колю встретили два кожзаменителя. Они сурово потребовали, чтобы Семечкин тотчас написал подробно о моих связях с империалистической прессой. Лучше бы с конкретными именами и фамилиями. Когда Коля отказался напрасно марать бумагу, два кожзаменителя сурово предупредили, что вынуждены отправить его на принудительное лечение. Они просили Семечкина завтра же быть с паспортом в их медицинский кабинет, где на него наденут смирительную рубаху и далее он отправится в дом скорби. В случае противления насилию злом (Коля забудет паспорт, или проспит часы приема, или скроется от правосудия), его объявят в розыск. Потом найдут и посадят в палату для буйных помешанных. Хочу заметить, что Коля не знал о моих связях с империалистами. Зато он знал о свирепости кожзаменителей. Он покинул диспансер, и сразу позвонил мне на конспиративную хату в Марьиной Роще, где я давно готовился перевернуть ондатровые шапки, прикончив антикварное политическое бюро. Коля очень нервничал. Мы встретились. В два-три логических приема я успокоил его. Итак. Кожзаменители почему-то не взяли с пациента подписку о конфиденциальности их содержательной беседы. Почему? Потому, что Коля, выйдя из диспансера, позвонит мне и подробно расскажет содержание беседы. Чтобы я знал, что они знают о моих связях с империалистами. Кожзаменители могли бы вызвать меня, и сами сообщить мне о моих связях. Но тогда я попросил бы их предъявить мне официальное обвинение. А предъявить мне официальное обвинение они могли только с доносом, под которым бы стояли имя, отчество и фамилия доносителя.