- Куда запал? - нервно кинулся татуированный сторож на Василия.
- Это Игорь, - пропустивши его реакцию на явление себя, Василий представил мне экипаж, - который орет. С горелкой Марфа, за штурвалом еще механический водитель Шевченко с индустриальной стороны. А тот, не знаю какой.
- Генрих Максимович, - сказал я, прислонив к стене пулемет. - Тоже пока не знаю, какой. Разберемся. Надеюсь достоин.
- Расслабься, - весело откликнулся Генрих. - Отстегни ремень. Высота 12 тысяч метров над уровнем профессора Чистякова. Наберем еще или зафиксируем?
Это он уже пилоту АН-124 Шевченко предложил.
- Наберем, - кивнул усатый летчик, переняв джойнт у эколога, и глубоко затянувшись.
- Какой у АН-124 потолок?
Белобрысый господин посмотрел на ободранный потолок. И оба они разразились дружным смехом.
- Весело тебе? - я подошел к Генриху, сидевшему по-турецки на табурете для откидных пассажиров. - Забыл, для чего мы здесь?
- Помню, - кивнув, Максимович вынул из-за пазухи обрезок отполированной трубы.
- Это бонг, - прочел мне короткую лекцию Генрих. - В начальном виде бамбук. В нашем случае обрез дистанцией 25-30 сантиметров. Диаметр от 5-ти до тех, смотря, кто курит. Нижнее жерло запаяно, верхнее распаяно. Внутрь забавляем воды по вкусу.
- Зачем воды? - окутавшись дымной завесой, отдающей банным веником, проявил Шевченко механический интерес.
- Тайна веков. А здесь припаяна у отверстия выемка диаметром не важно.
Максимович продемонстрировал в нижней части обрезка припаянный фрагмент десертной ложечки.
- Сюда мы кладем шарик пластилина. Здесь раскуриваем. Здесь курим.
Генрих зажег спичку, опалил ею на десертной ложке темно-зеленую дробину и раскурил ее через верхнее отверстие трубы. Набравши внутрь себя дыму, Генрих просидел с надутыми щеками секунд около 15-ти, затем выпустил его на свободу.
- Вот собственно так примерно.
- Взрослые пацаны пластиковую бутылку используют, - свысока заметил сторож Игорь. - Там видать, как дым клубится.
- Твои взрослые школу прогуливали, - отозвался снизу Максимович. - Им плохо известно, что пластик выделяет при нагревании токсичные вещества.
- А я тебе что? - поддержала готика Марфа лаборанта. - А ты все углубления в грузовом отсеке заблевал.
- Просто укачивает, - отбился гот Игорь. - Меня с пеленок в самолетах укачивает. А у тебя прыщи. Ты пудришь их? Пудришь. И что, из-за них я обязан верные сосуды порвать?
Один верный сосуд, утроенный по принципу того же бонга, он подал готу Васе, другой сам раскурил. Марфа взяла третью пластиковую, обрезанную по конус бутылку, заполненную на три пальца водой. Сторожа сели на пол в кружок и степенно вкусили дыму каннабиса. Я глянул в боковой иллюминатор. Сквозь веревочки дождя заметил плетущуюся вдоль взлетной полосы сиротливую чью-то фигуру. Когда я оборотился к Генриху, весело кивавшему каким-то своим призракам, летчика за штурвалом уже не было. Проследив мой взгляд, Генрих успокоил меня.
- Расслабься. На автопилоте идем. А турбулентность нормально. Грозовой фронт. Минуем тучи, тебя трясти обязательно перестанет.
Он подметил верно. Меня трясло. Больше от бешенства. И тогда воротился белобрысый Шевченко с двумя цинковыми ведрами, вставленными друг в друга. Верхнее было накрыто сырым полотенцем.
- Це вещь, - Шевченко, подойдя ко мне, ткнул двухдневной щетиной в полотенце поверх ведра. - Це мокрый бульбулятор.
- Как?
- От бульбы. Картофель по-русски. Но холодный. Вас от простуды лечили в детстве? Или где-нибудь? Цэ просто. Накрываем голову полотенцем, падаем всею пачкою как с парашютом на ведро, дышим пар. Гланды как не росли. Действует по уставу гравитации. Будем пробовать?