- Будем.
Я решительно сунул голову под полотенце. Вдохнув охлажденный дым каннабиса, и задержал его в легких. Снял с головы полотенце и постепенно выпустил дым наружу.
- Вставило? - спросил Шевченко.
Даже готы с интересом оборотились ко мне. Я ничего не почувствовал. Никакого прихода, как они это называют. Только тяжесть на сердце и тревогу.
- Повторим?
Я дал авиатору произвести над собой еще один медицинский эксперимент. Он прошел с тем же, примерно, результатом, но с разницей, что слегка разболелась голова.
- Собачий кал, - прокомментировала готика Марфа. - Лошадиные яблоки твой бульбулятор, Шевченко. Ты давай, хвостом рули. Еще врежемся во что-нибудь лишнее. А ты сядь незнакомец, обниму тебя.
Я присел на пол кабины рядом с готикой Марфой. Головокружение меня тогда обязывало присесть. Готика Марфа нежно перекинула тонкую руку с голубыми прожилками через мою шею, и сунула мне под нос перевернутую пластиковую бутыль с отрезанным горлом, в которой клубился молочный дым.
- Дыши глубже, - велела готика Марфа. - Вдохни все, и не выдыхай, сколь волынка позволит.
Я исполнил, как она велела. И когда я выпустил дым из легких, я вдруг хихикнул. Я понял, отчего они легкими называются. Потому, что сделалось мне сразу легко и весело. Готы мне вдруг показались ужасно милыми. Милый Кобзарь стучал ногтем по стеклу какого-то измерительного датчика на панели.
- Давление масла падает, - озабоченно поделился он с экипажем.
- Педалью накачай, - посоветовал милый Генрих.
- А стрелка на месте, - возразил пилот, после, как что-то растоптал сорок четвертым полуботинком.
- Хорошо, - сказал милый Генрих, раскуривая заново обрезок металлической трубы. - Значит, не украли.
Я рассмеялся.
- Вы что? - спросил милый Генрих. - Вы не смейтесь. Дело серьезное.
- Мундштук у вас смешной, - не удержавшись, я снова прыснул. - Мундштук для сигар. Вы его Ростову на именины дайте.
- Ко мне, бургомистр, - сурово приказал милый Генрих. - Оставьте молодежь молодежи. У меня до вас деликатное поручение.
Должно быть, Максимович обернулся командиром эскадрильи, и я сел рядом с ним. Совершил мягкую посадку на дно перевернутого «бульбулятора».
- По-моему, вы пьяны, штурман, - сказал Генрих.
Сунув мне обрезок трубы, он поднес зажженную спичку к шарику на потешной десертной ложечке.
- Вдуньте в прибор. Но внутрь себя. Официально.
Я засосал дым из трубы.
- Не дышите, - озабоченно распорядился лечащий врач, щупая пульс на моем запястье. Я снова задержал дым каннабиса в легких органах.
- Дышите, - милый доктор похлопал меня по плечу. - Одевайтесь. Нет у вас никакого триппера.
Я выдохнул, и рассмеялся. Я прикинул, чтобы мне еще надеть, и с кого это снять.
- Расслабьтесь, - шепнул мне хирург. - Дело серьезное. Продольный мозг я вам удалил. А ты, Сикорский хренов, свою телегу с ручника наперед сними. Так мы хрен долетим до восточного полюса.
- Забыл, где тут ручник, - милый Шевченко долго сопел, шаря под приборной доской. - Техника новая. Все переставили. Может, вообще украли.
- Ты его в грузовом отделении забыл. Принеси, потом снимешь.
Белобрысый пилот дернул себя за усы, чтобы стрелки зафиксировать, и полез в бомболюк, через который мы с готом Василием еще прежде в кабину попали.
- Забавно, что полюс восточный, - я хихикнул.
- Не смешно, - помрачнел Максимович. - Если бы западный, тогда смешно. Послушайте, я Шевченко спустил. Подальше от слухов. Он со всеми запасами RM 20/20 утром эвакуируется на МИ-10 версия «К». И с господином Ростовым. Крейсерская скорость 160 миль по Фаренгейту. Грузоподъемность 43 тонны по Кельвину. Пилот Шевченко. Знакомы?
- Бургомистр, - я протянул руку Максимовичу.
Он пожал ее, и продолжил.
- Этого хватит, чтобы вывезти полный боекомплект. С вертолета гений Чистяков «Кениг-Рей» дистанционно запустит. Они хотят устранить все следы производства и свидетелей.
- «Рей» будет по-английски дождь, - ухмыльнулся я. - На кой вы собрали его?
- По-немецки «Рейн» будет река. Я ее собрал, я и разобрал.
- Это как? - мне тогда все было чрезвычайно интересно.
- Да так как-то. Сердечник вынул. Без него магнитное ядро, создающее сверхмощное гравитационное поле в заданных пределах хрен завертится.
Максимович очень увлекательно рассказывал, и мне интересно было услышать про детали его диверсии.
- Про детали, - сказал я Генриху.
- Детали я спрятал, - свернул Максимович свою историю, и принялся сворачивать джойнт. На статью многотиражки «Kozeinik Zeitung» он аккуратно насыпал мелко порезанную солому каннабиса, свернул ее, обмазал языком, и прикурил.