- Ложись, разлагайся, - сказала готика Марфа, бросив мне на пол рваную попону.
Растолкал меня сторож Василий. Только он еще бодрствовал, да Генрих мрачно курил за штурвалом свой сто первый джойнт.
- Там два каких-то спецназовца Шевченко требуют, - сообщил Василий. - Я им: «Спит Шевченко». Они мне: «Пусть поднимается, пока мы сами не поднялись». Я им: «Ждите, разбужу». Они мне: «Пять минут даем на сборы».
Василь запустил палец в ноздрю, и произвел какую-то пластическую операцию. Веки мои уже смежались. Мне уже трудно было уследить за его упражнениями.
- А ты им? - вяло спросил я, почти выпадая в осадок.
- А я ушел. Они пять минут на сборы дали, а часы не дали. У меня своих часов нет. Батарейка издохла в прошлом.
- Все приходится делать самому, - буркнул Генрих.
Заново я очнулся, когда воспрянувший, и отчего-то снова бодрый Генрих с пулеметом системы Дегтярева на плече, толкнул меня в грудь коленом.
- Вы знаете, как пользоваться?
- Типа того.
- Набрались у готов, беллетрист? В Москву вернетесь, будете писать в своих книжках: «типа того», «как бы», «реально», «в натуре», и что там еще в этих книжках пишут?
- Ничего там больше не пишут, - я уже засыпал, и Максимович вылил на мою плешь воду из бульбулятора.
- Озверели?
- Могу, - сказал Генрих, - вы со мной?
- Еще бы, - огрызнулся я, вставши на резиновые ноги и вытерев голову мокрым полотенцем. - Вам же все самому приходится делать.
- Ирония погубит вашу зрелость, бургомистр.
Мы спустились по лесенке в грузовой отсек. Гот Василий из праздного любопытства последовал за нами.
Генрих разбудил меня в половине пятого. Сам он, подозреваю, вовсе не ложился.
В кресле храпел, запрокинувшись, белобрысый Шевченко. Голова моя жутко трещала, и все, что внутри, подозреваю, тоже покрылось трещинами от засухи.
- Возьмите пулемет, - сказал Максимович, когда я выдул из горлышка чайник, снятый с керогаза. - Шевченко проводим.
- Заблудится?
- Экспедиторов на берегу лучше встретить. Лучше им не подниматься на борт наших авиалиний. Лучше им вообще держаться подальше от берега. Кто знает, сколько приедет их нынче. Ростов не захочет рисковать. А осадить нас вполне. Отложит эвакуацию, осадит, парламентера Гусеву пошлет. Она, естественно, Лавра затребует, и начнется канитель.
- Для чего ему осаживать нас, Генрих? Им пилот нужен.
- Возможно, у Ростова ко мне вопросы. Тогда у экспедиторов два сценария. Забрать или пилота, или вместе со мной. Но если возникнет хотя бы малая опасность жизни пилота, они его забором ограничатся. Пилот не смеет полечь в перестрелке. Запасного нет. Вы создатель малой опасности для жизни пилота. Я сам бы создал, да огнестрельным оружием не владею.
- Могли бы ночью хохла вернуть экспедиторам.
- Не могли бы. После объяснения, бургомистр.
Когда мы вышли ночью потолковать со спецназовцами, Генрих с трапа им объявил о семерых заложниках, взятых радикальной террористической организацией под залог. Требования простые: в половине пятого мы обменяет Шевченко на сто тысяч долларов десятками и двадцатками.
- Какая организация? - нервно спросил один из пары одетых в камуфляж специальных назначенцев. - Что вы мелете, Максимович? Вы пьяны? Какие террористы? Откуда?
- Славянские террористы, - сурово отвечал ему Генрих. - Лавр, подтвердите господам серьезность наших намерений.
Мне было дико смешно. Сдержавшись, я подтвердил. Очередь из пулемета системы Дегтярева взбила фонтанчиками грязь у господских ног.
- Все ясно? - спросил Генрих. - Передайте своему бугру, в пять утра капусты не будет, завалим каждого седьмого. Особенно, хохла. За Крымский полуостров. Пойдете на приступ, мы шахиды. Самолет заминирован.
- Зря вы затеялись, - отозвался второй из двух специальных назначенцев. - Десятками и двадцатками у хозяина денег нет.
- Везите сотенными. Больше уступок не будет.
Генрих обернулся ко мне.
- Или будет, Лаврентий?
- Будет, - сказал я. - У меня сигареты закончились.
- Сто тысяч зеленых и две пачки «Ростовских». Свободны.
Спецназовцы набили собой амфибию, одетую в камуфляж, завелись, развернулись и отвалили.
- Ну, вы даете, мужчины! - выразил нам респект гот Вася. - Батарейку для электронных часов надо было объявить!
- Завтра объявим, - отозвался Генрих. - Поднимай трап, Василий. Я с тобой пластиковую бутылку придавлю.
- Зачем тебе сто тысяч двадцатками? - спросил я, набирая потолок вслед за Генрихом.
- Солому курить, - послышался Генрих. - У меня тираж газеты заканчивается.