Я присягнул отечеству, и вернулся к образу жизни уже невольного художника.
Я нюхом чувствовал, что образ не простит мне измены. И я остался верен ему, изменяя родителям, женщинам, друзьям и, даже, отчизне. Менее, чем образ, последовательные родители, женщины, друзья и, даже, отчизна, в конце концов, простили меня. Тем временем, Кузьмин без отличия окончил МИФИ, внедрился в режимное предприятие, завел семью, и забил на все с прибором. Далось ему это без малейшего труда. «Труд освобождает», - убеждали нацисты и коммунисты своих заключенных. А Кузмин и без того был внутренне свободен. Свободы у него не отнимешь. Внутреннюю свободу, как и талант, можно только пропить, если они, конечно, есть. Окончив МАИ, Шурик внедрился в режимное предприятие, остался вечным холостяком, и забил на все с прибором. Далось это ему не без труда. Внутренне рабство не пропьешь, если ты с ним родился. Все остальное можно. Население сверхдержавы тогда пропивало свободу, равенство, заветы отцов, личное и общественное имущество, зарплату и долги. Сверх того и саму державу. Оно бы черта лысого пропило. Но черта еще нельзя было пропить. Мавзолей охранялся круглосуточно. Хотя и Бога уже нельзя было пропить. Бога население пропило сразу после революции. В процессе дальнейшего запоя народ покорил разруху, восточный запад, конфискованный у фашистов, атомы, космос, целину, сибирские реки и все. Допился до красной горячки. Ему везде стал мерещиться лысый черт: на площадях, на вокзалах, на рабочих местах, на детских значках, и на взрослых ассигнациях. Народ больше не отличал реальность от вымысла. И тогда его слуги решились на отчаянную меру. Читай, на трезвую компанию. Они вывели виноградники и ввели на водку бумажные талоны. Будучи в тот роковой для народа час редактором журнала «Трезвость и культура», я, между прочим, установил, что трезвость и культура имеют мало общего. Или мы продолжаем культурно выпивать, или по трезвой лавочке теряем культурный облик. Ход событий в высшей степени подтвердил мою установку. Но это историческое отступление. Как из Финляндии, чтобы выровнять линию фронта. Вскоре большая часть общества покаялась, и Господь ее простил. И вернул ей культурный облик. Так же и малая часть общества сделала вид, что покаялась. Простил ее Господь, или нет, остается тайной, ибо неисповедимы пути Господни. Известно только, что культурного облика малая часть больше не обрела. Зато она сделала много иных полезных приобретений. В основном за счет культурной части общества. Когда флагман социализма дал сильную течь, на его борту разгулялась борьба за существование. Такая борьба стирает знак равенства между пассажирами ленивыми и предприимчивыми. Но она же соблюдает извечные правила всех навигаторов. Первыми в шлюпки садятся дети и женщины. Члены команды покидают последние тонущий корабль. А капитан вообще остается на борту.
В нашем случае шлюпки захватила именно команда. А капитан даже на катер успел. «Спасайся, кто может!», - отдал он с катера свой последний приказ, и отправился море открывать. В открытое море угодили все пассажиры, включая женщин и детей. Там они сразу разделились на тонущих лопухов, и выплывающих бизнесменов. Изрядно хлебнувши, лопухи всячески поддерживали друг друга, и многие спаслись. Бизнесмены, как могли, топили друг друга. Потому, спаслись не многие. Даже из тех мастаков, что выплывали баттерфляем. То есть, гребли под себя двумя руками. Их чаще всего пускали на дно глубоководные пловцы со спиленными номерами. Я лично плавать умел. Улица научила. Но образ вольного художника цепко держал меня за горло, утягивая в пучину. Кузьмин и Хомяк, естественно, оказались в команде выплывающих бизнесменов. Кузьмин выплывал стилем «дельфин». Он, то исчезал из моего поля зрения, то снова появлялся. Появляясь, Кузьмин слегка поддерживал меня на поверхности.