- Это много?
- Да ты что?! Если из 20 граммов получаются сотни доз, можешь представить какое количество народа нанюхается и наширяется? Мерзость ещё в том, что для многих наших, питерских, не знают критической дозы "карлика". Наверняка уже с десяток человек загнулось. Такое впечатление, что твои продажные коллеги открыли вокзалы и наркоту стали ввозить вагонами. Но это не так. Остается ещё два варианта - привозят на кораблях или целыми самолетами. Кстати, РУОПу надо бы подключиться, тут четкой организацией пахнет, кто-то головастый наладил и доставку и сбыт. Богата земля русская на таланты.
- Нерусская тоже.
- В точку попал. Так чего ты хотел?
Гусаров достал таблетку, изъятую у Юхельзона.
- Мотя, это что такое?
- Таблэтка.
- Смотри-ка! Точно таблетка! А что за таблетка?
- Папробовать нада.
- А если цианистая?
- Тем более пробавать нада.
- С закуской?
- Если скусная, тада не нада.
- Тада пробавай.
- Антиресная таблэтка. Таковая мне ва сне марещится.
У Юхимовича не было ни реактивов, ни приборов. Во всяком случае на работе. Эксперты-криминалисты по наркоте, ютящиеся в двух комнатах на Шпалерной, едва справлялись о привозимыми образчиками изъятого дурмана. Заключение выдавали пачками. Матвей по мере необходимости служил уноновцам в качестве моментального определителя на выездах. В сложных случаях. Когда, например, накрывается лаборатория. Чего в ней только нет! В пробирках-колбах. Вода? Раствор? Что за порошок? Вывозить? Оставлять? Юхимович невероятно быстро отличал незначительное от важного.
Вопреки ожиданиям Гусарова тем же вечером Нарком не стал и разговаривать с ним по поводу изъятой у Юхельзона таблетки. Очень серьезно и хмуро сказал:
- Завтра заходи.
- Матвей, мне бы поскорее.
- Я не ударник сразу заключение давать.
Гусаров хотел ещё раз настоять на срочности, но Юхимович встал:
- И все.
Видя, что руоповец уходит расстроенным, Нарком попытался сгладить суровость своего отрицательного ответа. Он снова стал улыбаться и рассказывать.
- Знаешь, Андрей Витальевич, если мухи имеют доступ к кокаину, они ведут себя точно так же, как наркоманы. Попудрит муха рыло в кокаине и давай балдеть - дергается, беспокоится, блуждает. При передозировке начинает дергаться ещё больше, резче, пока не парализует. А потом и лапки кверху. Жизнь наркомана как на ладони, правда? Но знаешь, мухе дрозофиле нужны на порядок большие дозы. Они особенно устойчивы к наркотику. Потому, что они мутанты. У них нет генов, контролирующих биологический ритм. Я пока что как та дрозофила, всякое пробовал и должно быть, мутировал. Держусь пока. Но вдруг эта таблетка меня доконает?
Юхимович снял улыбку с лица:
- Завтра приходите.
Поведение Юхимовича отличалось от постоянного. Никакой веселости в глазах, наоборот, Андрей увидел в них тревогу.
- Утром зайти?
- Может, утром. Не знаю.
Юхимович собирался. Вот-вот закончится рабочий день. Уходить тютелька в тютельку по времени было не в традициях Подвала.
Дома Андрей попытался прощупать в шутливом разговоре тайны Алениных занятий. Жена увлеченно заговорила о снятии порчи и сглаза, как защитить свое энергетическое поле и ни слова об интересующем Гусарова.
- Для этого что-нибудь надо принимать внутрь?
Алена не поняла.
- Зачем? Это же неосязаемые вещи. Как на них воздействуешь какой-то там микстурой?
Ну и хорошо. Гусаров поуспокоился, но утром, когда заглянул в подвал... Нарком нетерпеливо ждал его.
- Пойдем.
Прикрыв за собой дверь мастерской, Юхимович прошел к задрипанному списанному креслу, упал в него. Вид у него был разбитый.
- Где ты это взял?
- Изъял.
- У человека или в хранилище?
- У человека.
- Достань его и вытряхни душу - откуда он взял этот..., - Юхимович осекся. - ...Эту таблэтку. Знаешь, паря, то, что ты приволок, есть такое изобретение двадцатого века, как атомная бомба или как кока-кола.
Характерное акание Юхимовича терялось, когда он начинал волноваться и говорить быстрее:
- В послевоенные годы нам поручили воссоздать психотропное средство, разработанное ещё в годы войны. Две шараги - в Москве и Ленинграде работали над этим материалом. Совсем раздельно. Только два руководителя обменивались информацией. Перед блокадой в московскую шарагу поступили последние ленинградские разработки вместе с пробной партией препарата. Дальше - мрак и неведение. Куда подевалась группа ученых, где документация, никто так и не узнал. В войну было не до того. Наступил перелом, немцев погнали. Важнее стала огневая мощь, чем тайное оружие. Лабораторию могли разбомбить или накрыть снарядом. Не знаю. Работа возобновилась, когда я уже служил. Подписался под секретность и в один из дней меня определили в ту группу разработчиков. Точнее, доработчиков. Было десять таких таблеток. Поручили вывести формулу, описать их воздействие. Это страшная вещь, Гусаров. Теперь время другое, можно говорить. А тогда за одно слово на стороне могли так... Я знаю... Испытал.
Юхимович замолчал, унимая чувства нахлынувшие при воспоминании о лагерях. Потом встал и продолжил:
- Сейчас появилось понятие "зомби". Мы его тогда не знали, но вот это, - Юхимович достал пустую сигаретную пачку и вытряхнул из неё пол таблетки, конфискованной у Юхельзона. - Вот это делает из человека зомби.
Юхимович смотрел на Гусарова, угадывая, понял ли тот всю важность сказанного.
- Какая-то сволочь все-таки разгадала секрет препарата. Его появление в народе - катастрофа. Если военные упустили секретность и таблетки попадут в нечестивые руки - всему хана. Дав принять вот этот кусочек, я превращу тебя в раба. Под воздействием препарата внушу все, что угодно. Навеки. Навсегда. Ты не сможешь сам перепрограммировать свои мозги. Это как воспитание. "Что такое хорошо" и "что такое плохо" можно поменять местами за несколько часов. Я пробовал, я знаю. И на себе, и на других. Московских таблеток времен войны уже нет. Я их уничтожил. "Случайно". Чем закончились разработки нашей группы тоже не ведаю. Только эта штука сложная. Вряд ли им удалось воссоздать. Тогда... Не знаю, что и думать. Искать питерский след? Это надо сделать обязательно.