Эвис ошеломленно кивнула, но так и осталась сидеть на полу, уставившись невидящим взглядом в цветочный узор на ковре.
– Прости… – прошелестела она.
– Мы поговорим об этом в другой раз, – не поворачивая головы, сухо бросил Бэннинг. – А сейчас поторопись. Иначе мы рискуем опоздать на похороны.
Протянув руку, он помог ей подняться. Несмотря на свое напускное равнодушие, Бэннингу было нелегко сохранять хладнокровие. Больше всего ему сейчас хотелось прижать ее к себе и поцелуями осушить ее слезы. При виде ее заплаканного лица сердце у него обливалось кровью.
– Пожалуйста, выйди, – твердо проговорила она. – Мне нужно переодеться.
– Я уже видел тебя без одежды, – пожал плечами Бэннинг. – И не раз.
– Время, которое мы отвели себе, подошло к концу. Пора вернуться к прежней жизни – к тем же правилам поведения, привычкам, моральным принципам и… и… – Она всхлипнула, с трудом подавив рыдание.
– Как тебе будет угодно! – сухо бросил Бэннинг.
Хлопнув дверью, он вышел из комнаты, дав ей возможность переодеться в дорожное платье. Сам он в это время собирал в кабинете пачки исписанных ею листов – незаконченный роман Эвис. Искушение заглянуть в него оказалось сильнее его – Бэннинг, воровато оглянувшись на дверь спальни, быстро пробежал глазами несколько страниц и невольно улыбнулся. И она еще твердила, что ей, мол, нужно узнать побольше о том, что такое страсть… Смешно, ей-богу… ведь в ее крови и без того горит огонь. Все, что ей нужно было, – это выпустить его на свободу. Ее пылкая натура взяла свое. И в результате данный ей природой талант смог проявиться во всем своем великолепии.
Ей осталось только освободиться от тех пут, которые она сама наложила на себя, когда приобрела привычку сдерживать свои чувства. Бэннинг задумался. Что-то – или кто-то – мешает Эвис стать его женой. Он стиснул зубы. Будь что будет, но он выяснит, что за тайну она скрывает от него!
Эвис в последний раз окинула взглядом спальню, в которую ей не суждено было снова вернуться. Белое покрывало на постели было аккуратно застелено – в прошлый раз, когда она смотрела на него, оно было скомкано, а складки на нем ясно выдавали ту страсть, с которой сплетались на нем их обнаженные тела. Шторы на окнах слегка шевелились – словно призраки, решившие навсегда поселиться в опустевшей спальне. Или, подумалось ей, точно призраки, которые станут преследовать ее всю оставшуюся жизнь.
Она снова оглядела спальню. Нет, не потому, что боялась что-то забыть. Она и так знала, что будет помнить эту комнату всю жизнь… и ничуть не жалела о том, что здесь произошло. Она сама этого хотела. Теперь у нее оставались воспоминания о счастливых днях, которые она провела здесь. Что ж… может, оно и к лучшему… Ей нужно вернуться к обычной жизни – а ведь то время, которое она провела наедине с Бэннингом, вряд ли можно считать «обычной жизнью»…
В течение всех этих дней, которые они провели вместе, она смеялась столько, сколько ей не довелось смеяться за всю жизнь. Она чувствовала себя в безопасности… она была счастлива, спокойна и – впервые в жизни – ощущала себя любимой. И все, что от нее требовалось, – это сказать ему «да». Такое совсем простое, коротенькое слово «да»…
Но жизнь никогда не бывает простой.
Брак – всегда тюрьма. Нет, решительно подумала Эвис, лучше уж жить в одиночестве до конца своих дней, чем выпустить на свободу демонов, которые, как она со страхом подозревала, обитают в ее душе. Она никогда не опасалась того, что, выйдя замуж, превратится в такое же покорное, забитое существо, каким была ее мать. Эвис с самого начала знала, что скорее умрет, чем позволит мужчине поднять на нее руку. Всю свою жизнь она только и делала, что пыталась обуздывать собственную вспыльчивую натуру. Ее мать пыталась научить ее сдерживать свои гневные порывы. И Эвис была уверена, что это ей удалось. Однако сегодня она не сдержалась, И ударила мужчину, которого любит.
Ударила – потому что сорвалась, не сумев удержать в себе то, что таилось в самых темных закоулках ее души и чего она боялась больше всего на свете.
Страшная для нее правда заключалась всего в нескольких словах.
Она унаследовала худшие качества своего отца.
Глава 14
Ни Бэннинг, ни сидевшая напротив Эвис за всю дорогу не проронили ни слова – внутри экипажа царило молчание, и грозовая атмосфера с каждой милей, которую они оставляли позади, сгущалась все больше. Поджав губы, Эвис не спеша натягивала на руки шелковые перчатки, старательно расправляя их палец за пальцем, и не поднимала на Бэннинга глаз. Еще до того, как уехать с ним, она уже догадывалась – точнее, знала, – каким нелегким окажется их расставание, однако утешала себя мыслью, что даже после столь интимных отношений они все же смогут вести себя как цивилизованные люди. Но, учитывая его упорное молчание, видимо, она поспешила принять желаемое за действительное.
Им ведь, так или иначе, придется постоянно сталкиваться, поскольку они оба принадлежат к одному кругу. К счастью, сейчас лето, с облегчением подумала Эвис, значит, ей пока еще рано переживать по поводу всех этих балов, раутов и званых обедов, которыми обычно так насыщена жизнь лондонского света.
До приема в загородном поместье Кесгрейвов остается еще пара недель – и это было единственное приглашение, которое она согласилась принять до конца лета. Она дала слово Дженетт, что на этот раз постарается не обращать внимания на то, что ее укачивает в экипаже, и приедет. Кстати, Бэннинг тоже обязательно будет там. Возможно, им даже придется переброситься парой слов – во всяком случае, в присутствии посторонних. Больше уже не будет долгих разговоров наедине… она не услышит, как он музицирует… они не будут, обнаженные, валяться в постели, обсуждая ее роман, конечно, это было слегка безнравственно, зато как упоительно прекрасно. Не будет ничего… только эта проклятая неловкость, вставшая между ними стеной.
Внезапно ее замутило. Содержимое желудка рванулось к горлу, во рту стало горько. Ей придется срочно выйти из кареты, в панике подумала Эвис.
– Бэннинг, пожалуйста, останови экипаж, – прошептала она.
Окинув ее внимательным взглядом, Бэннинг с силой громыхнул кулаком по крыше кареты. Экипаж остановился, и Эвис даже не стала ждать, пока спрыгнувший с козел кучер откроет дверцу. Протиснувшись мимо Бэннинга, она выпрыгнула из кареты и бегом бросилась к ближайшим кустам. Наконец ее желудок опустел. Чувствуя, что ноги у нее подгибаются, Эвис в изнеможении прислонилась к дереву. Свежий прохладный ветерок заставил ее бунтующий желудок понемногу успокоиться.
– Эвис, – послышался у нее за спиной озабоченный голос Бэннинга, и Эвис почувствовала, как он сунул ей в руку носовой платок. – Может, побудем здесь какое-то время?
– Нет. – Она покачала головой. – Мы можем ехать дальше.
– Это все из-за того, что тебя укачивает в дороге? Или нам нужно искать ближайшую церковь и срочно обвенчаться? – поинтересовался Бэннинг, с иронией подняв бровь.
Эвис, фыркнув, попыталась обойти его.
– Я не беременна! – отрезала она.
– Или просто еще не знаешь об этом, – очень тихо проговорил он.
Ноги ее подогнулись, решительно отказываясь ей повиноваться. Эвис, повернувшись, смерила Бэннинга испепеляющим взглядом.
– Меня тошнит всякий раз, когда я куда-то еду! – отрезала она.
– Но когда мы ехали сюда, тебя не тошнило, – поправил Бэннинг.
– Просто я проспала большую часть пути, – буркнула она.
– Хм… – протянул Бэннинг. Судя по выражению его лица, он не верил ни единому ее слову. – Помни, мое предложение по-прежнему в силе. И если обнаружится, что ты понесла от меня ребенка… в общем, ты знаешь, где меня найти.
В глубине души Эвис давно уже поняла, что из Бэннинга получился бы замечательный отец – для ребенка, которого родит ему любая другая женщина. Только не она. Она не может доверять себе настолько, чтобы позволить себе стать матерью. Достаточно вспомнить, как этим утром она ударила его по лицу, не сумев удержать бешеный гнев.