— Ты в порядке, Перс? — шепчет Чарли. — Ты кажешься нервной.
— Просто жарко, — говорю я ему. — А как насчет тебя?
— Нервничаю, — говорит он, поднимая сложенный листок бумаги, который, как я предполагаю, содержит его хвалебную речь. — Я хочу, чтобы она гордилась мной.
Когда приходит время говорить Чарли, он вцепляется в край трибуны так, что костяшки пальцев белеют. Он открывает рот, затем снова закрывает его, глядя в толпу в течение нескольких долгих секунд, пока не начинает говорить, его голос заметно дрожит. Он останавливается, делает глубокий вдох, а затем начинает снова, теперь уже более уверенно. Он рассказывает о том, как Сью спасла семью и бизнес после смерти его отца, и хотя ему приходится пару раз делать паузы, чтобы собраться, он справляется, не проливая слез, с явным облегчением в его зеленых глазах.
К моему удивлению, когда Чарли возвращается на скамью, Сэм встает. Я и не подозревала, что он будет выступать сегодня. Я наблюдаю за ним, пока он уверенно шагает к передней части церкви.
— Многие из вас сочтут это возмутительным, но мама на самом деле не любила вареники, — начинает он с легкой улыбкой на губах, и комната сотрясается от тихого смеха. — Что ей действительно нравилось, так это наблюдать, как все мы их едим.
Он в основном смотрит на свою страницу, но он прекрасный оратор; в то время как хвалебная речь Чарли была серьезной и благоговейной, Сэм мягко поддразнивает, рассеивая грусть в комнате беззаботными историями о борьбе Сью и триумфе в воспитании двух мальчиков. Затем он поднимает взгляд и осматривает толпу, пока не останавливается на мне, после чего снова опускает его. Краем глаза я вижу, как Тейлор наблюдает за мной, и мое сердце зашнуровывает кроссовки и пускается в спринт.
— Мама жила без моего отца двадцать лет, — говорит он. — Они дружили с детского сада, начали встречаться в девятом классе и поженились после окончания средней школы. Мой дедушка скажет вам, что не было никакого способа убедить ни одного из них подождать еще немного. Они знали. Некоторым людям так везет. Они встречают своего лучшего друга, любовь всей своей жизни, и достаточно мудры, чтобы никогда не отпускать. К сожалению, история любви моих родителей оказалась слишком короткой. Незадолго до своей смерти мама сказала мне, что она готова. Она сказала, что устала от борьбы и устала скучать по папе. Она думала о смерти как о новом начале — сказала, что собирается провести остаток своей следующей жизни с папой, и мне хотелось бы думать, что именно это они сейчас и делают. Лучшие друзья снова вместе.
Я загипнотизирована им. Каждое слово — стрела в мою душу. Я собираюсь обнять его, когда он садится, но затем Тейлор кладет его руку себе на колени и держит ее между своими. Вид их переплетенных рук возвращает меня к реальности. Вместе они имеют смысл. Это тщательно упакованный подарок с аккуратно загнутыми краями и атласным бантом. Сэм и я — это мусорный пожар с более чем десятилетним стажем и большим жирным секретом между нами. Завтра я возвращаюсь в Торонто, подальше от этого города, подальше от Сэма. Это было безумие — возвращаться, ожидать, что я смогу все исправить. Вместо этого я бросилась на него в самый уязвимый момент. И как бы правильно, идеально и хорошо я ни чувствовала, когда его губы снова касались моих, я не должна была позволить этому утру случиться, не будучи сначала честной с ним. Несмотря на все, что я сделала, чтобы двигаться дальше, я вернулась туда, где была в восемнадцать.
Чарли предлагает мне руку, когда мы неторопливо выходим из церкви, а затем я медленно иду обратно к машине с тяжестью, давящей на грудь. Я кладу голову на руль.
Я не должна быть здесь. Мне не следовало приходить сюда.
Но я не могу уехать сейчас, не тогда, когда нужно пройти поминки, поэтому я жду, пока тяжелое чувство немного пройдет, а затем еду в Таверну.
***
Ресторан — это скорее шумное семейное воссоединение, чем собрание после похорон. Я смотрю, как улыбающиеся родственники и друзья смешиваются с тарелками с варениками Сью. Столы убрали в сторону, чтобы освободить место для публики, и кто-то приготовил микс из любимых песен Сью в стиле кантри. Не проходит много времени, прежде чем группа детей образует танцевальный кружок, подпрыгивая и размахивая руками под Шанайю Твейн и Долли Партон. Сцена такая сладостно-благотворная, а я — самозванка, находящаяся в ней.
Я игнорирую телефон, вибрирующий в моей сумочке, и беру бокал вина у молодого официанта за стойкой, пытаясь сделать дружелюбное лицо, с которым можно провести приемлемое количество времени, болтая, прежде чем я смогу прокрасться обратно в мотель. Чарли находиться в центре внимания курильщиков, которые собираются снаружи во внутреннем дворике. Сэма и Тейлор нигде не видно, а Жюльен либо прятался на кухне, либо снова наполняет мармиты на шведском столе. Я возвращаюсь, чтобы помочь ему, но пространство пусто, задняя дверь открыта. Я подхожу к ней, чтобы посмотреть, курит ли он на заднем дворе, но колеблюсь, когда слышу голоса.
— Ты спятил, чувак, — произносит низкий голос. — Ты уверен, что хочешь снова пойти по этому пути?
— Нет, — слышу я ответ Сэма. — Я не знаю, — он звучит смущенным, расстроенным. — Возможно, да.
— Тебе нужно, чтобы мы напомнили тебе, в каком беспорядке ты был в прошлый раз? — спрашивает третий голос. Я знаю, что мне следует уйти. Но я этого не делаю. Мои ноги приросли к полу, в то время как мой телефон снова начинает жужжать.
— Нет, конечно, нет. Я был там. Но мы были всего лишь детьми.
И вот теперь я знаю, что они говорят обо мне. Я стою тут в своем платье, мокрая от пота, не двигаясь в ожидании расстрельной команды.
— Не вешай мне на уши эту лапшу. Я тоже там был, — выплевывает первый парень. — Просто дети? Ты был довольно расстроенным для «всего лишь дети».
Я не хочу слышать остальное. Я не хочу слышать о том, как сильно я сломала Сэма.
— Сэм, — другой голос говорит более мягко, — на это ушли годы, помнишь?
Меня сейчас стошнит.
Я поворачиваюсь, проскакиваю через вращающиеся двери в столовую и натыкаюсь прямо на Чарли.
— Воу! У тебя есть место получше, куда ты так спешишь?
Ямочки на щеках Чарли исчезают, как только его взгляд фокусируется на моем лице.