Мэл аккуратно перемещается от моего бока, облизывает мою шею, щекоча лицо волосами, и спускается горячими губами по груди, успевая по дороге уделить внимание каждому соску, ниже к животу. Я знаю, что будет дальше, она проделывала это сотни раз, но каждый раз, когда ее требовательные влажные губки смыкаются на головке члена, я готов взвыть. Она опускается своими требовательными губами ниже, и жар от ее рта поглощает почти всю длину. Это блаженство. Наказание. Благословение. Я зарываюсь руками в ее волосы, вынуждая двигаться жестче, настойчивее продвигая ее по члену. Это грубо и, возможно, грязно, но так любит моя девочка, а я даю ей все, что бы она ни попросила.
Мэл ускоряется, поглаживая мои яйца, которые аж дрожат от напряжения. Мне хочется взорваться, но не во рту моей красавицы, как бы ни была привлекательна эта мысль. Я хочу почувствовать тепло ее киски, которая сожмет меня во время оргазма не хуже, чем в наш второй раз. Поэтому я поднимаю жену и перекатываю ее на спину. Нависаю над хрупким телом и загоняю себя по самые яйца. Зажмуриваюсь от ощущений. Это всегда так, как будто попадаешь в свой собственный рай. Чувствую, как лица касается теплая ладонь. Это сигнал двигаться. Мэл так всегда дает понять мне, что дальше ей больно не будет. Из-за моего размера мне нужно быть осторожным, но моей девочке хватает буквально пары секунд, чтобы привыкнуть к вторжению, а потом она буквально требует, чтобы я ее не щадил.
Я начинаю двигаться, медленно выходя и затем резко врываясь в нее. Мэл закрывает глаза и откидывает голову назад, демонстрируя тонкую шею с трепещущей голубой жилкой. Она закусывает нижнюю губу, чтобы не закричать, но я наклоняюсь ниже и шепчу ей на ухо:
– Мы сами дома, сладкая, не сдерживайся.
Благослови, Господь, моих родителей, которые по возвращении из тура всегда забирают к себе всех внуков на целую неделю. Это время для нас двоих. Время, чтобы догнать все то, что мы упускаем, когда дети дома.
– Блядь! – вырывается из грязного ротика моей жены. Кто бы мог подумать, правда? Я сам узнал об этом только пару лет спустя после начала наших отношений. – Еще, Рон, еще! – кричит она, подталкивая меня к себе.
Мэл вцепилась в мои ягодицы, царапая их короткими ногтями, подстегивая двигаться жестче.
– Еще?
– Да! Сильнее!
Я резко переворачиваю ее и ставлю на колени. Заставляю вцепиться в прутья кованой кровати, снова загоняя в нее член. Я трахаю ее так, как будто завтра никогда не наступит. Звук столкновения наших тел резонирует по комнате, смешиваясь с хлопками шлепков моей ладони по заднице Мэл. Ее бедра слегка раздались после родов, но мне это охренеть, как нравится.
– Давай, малышка Мэл, – рычу я, чувствуя, как ее тело начинает вибрировать подо мной.
Она упирается головой в подушку и протяжно стонет.
– Твою мать, Рональд! Блядь, быстрее! – кричит она, а я ухмыляюсь тому, как звучат ругательства из сладкого ротика скромной Мэл. Она чертовски очаровательна и изящна в жизни, но в постели ведет себя, словно заправская шлюха. Мое эго встает по стойке смирно, напоминая, что всему этому она научилась со мной. В моей постели она преодолела стеснение и смущение. И теперь Мэл краснеет только тогда, когда я шепчу ей на ушко грязные слова за пределами спальни. И то, думаю, не от смущения, а от возбуждения.
– О. Боже. Мой! – отрывисто кричит Мэл, задыхаясь от подступившего оргазма.
Она трясется и кричит, крепче вцепившись в изголовье кровати, пока я догоняю ее, неустанно вдалбливаясь в сладкое тело. Я хватаю ее за волосы, отчего Мэл выгибает спину и запрокидывает голову. Прижимаю ее к себе спиной, одно рукой обхватив грудь, а второй спустившись к треугольнику между ног. Как только пальцы начинают вырисовывать круги на клиторе, слегка успокоившееся тело Мэлори начинает снова подрагивать, а она как будто застывает. Она всегда так делает, словно боится спугнуть меня, чтобы я не прекратил делать то, что делаю. Черта с два я остановлюсь, особенно когда чувствую, как член начинают сжимать ее горячие стеночки, приближая меня к ней.
– Ох, Мэл, детка, – как только мне удается прохрипеть это в ее ухо, она отрывается от меня и падает на кровать, содрогаясь в оргазмических конвульсиях, а я изливаюсь внутри нее, крепко сжав челюсти и запрокинув голову назад. Это гребаный катарсис. Восторг. Рай. Внутри нее мой собственный рай.
– Я люблю тебя, – шепчу, задыхаясь, ей в волосы.
– Я люблю тебя, – хрипит она в подушку.
И я имею это в виду.
Я ее обожаю.