— Так-так… Ну и что дальше?
— А дальше я намереваюсь выполнять ваши указания.
— Что ж, это похвально. — Он отбарабанил на столе какую-то одному ему известную мелодию. — В таком случае вам сейчас предоставят комнату, дадут бумагу, и вы изложите слово в слово всю эпопею с начала до конца. С биографическими и прочими подробностями! Так, как вы рассказывали мне. Упомяните об оценках, которые дают в Москве нашим службам и их руководителям. В том числе обязательно и подробно все, что касается меня лично. Вы меня поняли?
— Так точно, господин полковник, — Северов впервые отрапортовал немецкому офицеру и сделал это, судя по всему, вполне грамотно, ибо это не вызвало никакой реакции.
Жизнь на первом этаже шла своим чередом. Люди в штатском, но с военной выправкой и в форме различных родов войск, появлялись в холле, иногда бросая несколько малозначительных слов сидевшему за столом дежурному, и исчезали в просторах здания.
Даже из мимолетного наблюдения за происходящим становилось очевидным, что в отличие от армии ни форма, ни даже знаки отличия не играли здесь решающей роли. Предпочтение отдавалось содержанию.
Северову выделили небольшую, но весьма уютную комнату. Единственное окно выходило в одичавший от неухоженности сад. Мебельный гарнитур — сборный. Большой диван с миниатюрной монограммой производителя на польском языке, стол массивный, с резными ножками под стать немецкому, хоть и сделан в Чехии. Стулья с изящно гнутыми деревянными спинками — из Вены.
Лейтенант, сумевший уловить, что отношения между начальством и этим человеком весьма непростые, был на сей раз хоть и сдержан, но вежлив.
— Пожалуйста, ваш рабочий кабинет. — Тут же на столе появилась пачка желтоватой бумаги, массивная стеклянная чернильница и ручка.
С первых же строк Северов знал, что трудиться ему предстоит недолго. Ему надо было не сочинять, а лишь вспоминать уже однажды сочиненное и многократно переписанное. Во всем, что касалось отработки письменной легенды, Григорий был неумолим. «Легенда должна на 99 процентов соответствовать правде, скрывается только цель». Он шесть раз поправлял написанное и в очередной раз переделанное.
Сейчас Северову предстояло в седьмой раз изложить отредактированный Григорием текст. И это было совсем не сложно. Память работала безупречно. Прошло не более сорока минут, а на бумаге была уже почти половина добросовестно восстановленного по памяти текста.
Стоп! Так быстро создаются только заученные наизусть экспромты.
Он перевернул исписанные страницы, отложил их в сторону, поднялся, подошел к окну. Молодой парень, слегка прикрывшись плодовым кустом, внимательно наблюдал за окном. И опять тот же навязчивый вывод: немцы, неизменно дисциплинированные в части исполнения приказов, инструкций и тому подобного, теперь вдруг позволяют себе неряшливость в выполнении долга.
«Победа способствует беспечности».
То ли заметив в окне движение, то ли просто от скуки, наблюдатель сменил позу и повернулся спиной к окну. Северов оценил невежливость по достоинству и вернулся к столу.
Через час биографические воспоминания в полном объеме были преданы бумаге. Прежде его школьные сочинения на немецком проверяла мать, особое внимание обращавшая на орфографию и чистописание. Русские тексты контролировал отец, которого интересовало исключительно содержание. «Великий Чехов писал с ошибками, но как писал!» — поднимал он многозначительно указательный палец.
Северов сложил исписанные листы вдвое и надписал на чистой стороне: «Для господина Гофмайера. Лично». Затем вышел в холл, положил написанное на стол дежурному, вернулся в комнату и сел на прежнее место.
Минут через сорок дверь без стука открылась, и в комнату вошла молодая особа, во внешности которой начисто отсутствовали какие-либо признаки женской индивидуальности. Она поставила на стол поднос с тарелкой горохового супа, на поверхности которого виновато проглядывала наполовину затонувшая сосиска. Традиционный гуляш распространял по комнате такой приятный запах, что голодный Северов невольно поблагодарил девицу за доставленное удовольствие. В ответ она бросила в его сторону такой взгляд, будто он позволил себе сделать ей какое-то скабрезное предложение.
После недели полуголодных скитаний по лесам сытный горячий обед подействовал на Северова усыпляюще. Сопротивляясь дьявольскому искушению, он несколько раз прошелся по комнате, глянул в окно и как бы назло бдительному наблюдателю лег на диван, повернувшись к окну спиной.