Сколько времени он просидел неподвижно, Антон не помнил. Опомнился он лишь тогда, когда стал задыхаться от нестерпимого удушья. Оказалось, что он до сих пор боится сделать вдох и не дышит. Овечкин сделал судорожный вдох, опасаясь быть услышанным, и еще полчаса сидел, словно каменная статуя, дыша ртом как можно более бесшумно. Потом прямо перед ним из темноты материализовалось невидимое нечто и схватило за руку. Антон заорал, едва не умерев от ужаса, и бросился бежать, не разбирая дороги, но нечто держало его слишком крепко и не позволило ему скрыться.
– Не ори! Услышат еще! – рычание Порфирьева глухо донеслось через гермошлем. – Я не знаю, как далеко они ушли!
– Я думал, что это они! – Овечкин понял, что за руку его держит Порфирьев, и лихорадочно дышал, пытаясь успокоить ходящие ходуном сердце и легкие.
– Выключи рацию! – перебил его капитан. – Если отсканируют – вернутся! У нас пятнадцать минут до интоксикации! Надо разворачивать базу!
Порфирьев собрал всех довольно быстро, видимо, запомнил, кого куда уложил, и сразу же вывел людей в ангар. На выходе из технического склада глазам спасшихся предстала удручающая картина: возле сильно замятых и обожженных массивных дверей, ведущих в противоположный склад, в луже крови лежало сильно поврежденное тело бывшего спортсмена-армянина. Чуть дальше, в паре метров, обнаружились его оторванные рука и нога.
– Они… – Антон судорожно сглотнул, – убили его?
– Робот подошел к нему слишком близко, – угрюмо ответил Порфирьев. – Нервы у него не выдержали, и он попытался убежать из склада. На выходе столкнулся с еще одним. Закричал, ударил его какой-то железкой и рванул в склад напротив, наверное, надеялся спрятаться. Двери были заминированы, но в темноте он не увидел предупредительную вешку.
Выходить в ангар было не просто страшно, а до жути ужасно, но быстро выяснилось, что роботов на складах уже нет. Лишь запоры на закрытых входных воротах оказались выломанными с корнем, и возле них обрывались цепочки следов полуметровых, вряд ли человеческих ступней. Лейтенант совсем неуверенным тоном заявил, что если роботы ушли, то сразу сюда не вернутся. Будут бродить по окрестностям, проверяя это место время от времени. Сколько это конкретно – «время от времени», никто точно не знал, но выбора не было, и Порфирьев приказал разворачивать базу. До интоксикации оставалось девять минут, и все бросились устанавливать спецпалатку, надеясь на то, что в случае возвращения роботов удастся обмануть их, прикинувшись мертвыми, как это произошло там, на поверхности. О том, что внутри складов нет ни снегопада, ни пылевой взвеси, затрудняющих роботам работу систем обнаружения, лучше было не думать. Пока закончили разворачивать базу, интоксикацией скрутило последнего уцелевшего гражданского активиста из метро «Смоленская». Корчащегося в мучительных судорогах Дно втащили в полуразвернутую спецпалатку и уложили в только что собранный угол. Остальные успели закончить развертывание базы за какие-то секунды до начала повальных судорог, и фильтровентиляционную установку с печкой Овечкин с Порфирьевым запускали уже вдвоем. Потом интоксикация вгрызлась в Антона со всей своей жестокостью, привыкнуть к которой он так и не смог, и окружающий мир превратился в наполненный жуткой болью ад.
– Очнулся? – Мутное облако перед глазами трансформировалось в расплывающийся силуэт Порфирьева, и Антон ощутил, как на воспаленный лоб вместе с влажной тряпицей нисходит блаженная прохлада. – Пей! – Амбал сунул ему в руку флягу. – Потом в санузел и поможешь возиться с остальными!