И снова никакого результата. Жерар забрал из рук малышки мелок, от которого практически ничего не осталось, и Венди замерла на месте, не шевелясь, она даже руку не опустила, как будто ожидала, что ей вернут мел, чтобы она продолжила свое дело. Жуткое… По-настоящему жуткое зрелище, которое пугало намного сильнее Теней и перспективы отправиться прямиком в адское пекло. Видеть сестру такой было болезненно и неприятно, но самое ужасное было то, что мужчина понятия не имел, как помочь девочке и привести её в чувства. Если так пойдет дальше, другие члены их группировки вполне могут потребовать избавиться от ребенка, или сделают это сами, когда он отправится на очередную вылазку или встречу с Гилдатсом, которая неизбежна.
— Венди, прошу, посмотри на меня? — мужчина прижал ребенка к себе, надеясь на то, что это поможет ей прийти в себя, а его тепло согреет её. Он ощущал, как дрожит маленькое тельце, как бешено колотится сердце сестры, словно малая пташка, пытающаяся вырваться на свободу, ненормальный жар, исходящий от нее. — Венди, не пугай меня. Скажи что-нибудь! Ты просила не оставлять тебя, так почему делаешь это сама? Не исчезай, не растворяйся в этом безумии, что происходит с нами.
Фернандес поднял усталый взгляд на новые картины, что появились за время его отсутствия. Теперь он видел, что девочка рисует город — их Магнолию… Тот самый сектор, в котором должны находиться врата. Но что это? Почему? Неужели малышка видит то, что грядет? Все эти реки крови, трупы и монстры, не с ними ли им придется сразиться и если так, почему Гилдартс стоит в стороне? Почему во стольких рисунках, он узнает себя? Жерар тысячу раз проклял себя за то, что подарил Венди злосчастные мелки, ведь если бы не это, то возможно ребенка не преследовали бы эти видения… Или бы они проявились иначе?
— О чем ты хочешь сказать мне? О чем предупредить? — мужчина все пристальней всматривался в образы, созданные его сестрой. Как же хочется верить в то, что это подсказка, что поможет ему принять верное решение и выжить…
— Братик? — прошептала Венди пришедшая в себя. Сейчас девочке казалось, что она только проснулась. В голове было пусто, а на душе так мерзко, что хотелось зарыдать в голос. — Ты уже вернулся?
— Да, — Жерар изо всех сил старался сделать так, чтобы его улыбка выглядела уверенной и искренней, а не вымученной и полной страха. — Очередная среда подошла к концу.
— И ты снова полон сил?
— Да… Знаешь, однажды я познакомлю тебя с Эльзой. Уверен, она понравится тебе.
— Почему? — малышка теснее прижалась к брату, ведь только рядом с ним ей становилось спокойней и уютней. Он не просто спас её много лет назад и заботился, это человек стал для нее опорой, что помогает не сломаться.
— Она, странная, необычная, красивая… Эльза не потеряла свою душу и от нее исходит невероятное тепло. Она дивный цветок, распустившийся среди руин для того, чтобы напомнить о том, что жизнь всегда найдет выход.
— О… Да ты влюбился, — тихо хихикнула Венди, переводя взгляд с Фернандеса на рисунки. Девочка знала, что сама нарисовала их, но не помнила как, к тому же то, что получилось пугало её. Ребенок сильнее прижал к себе игрушку-Шарли, с которой не расставалась ни на минуту.
— А почему бы нет? В этом мире нет места чувствам, я понимаю это… Но иногда это бывает выше нас. Мне нравится наблюдать за Эльзой, слышать её голос, оберегать каждую среду от всех невзгод и опасностей.
— Это хорошо… — немного печально произнесла Венди. Малышке казалось, что она теряет брата и скоро он позабудет о ней, просто уйдет в одну из сред и больше не вернется.
— Не бойся, — Жерар на подсознательном уровне почувствовал мысли сестры. — Никто и никогда не заменит тебя.
— Правда?
— Конечно, разве может быть иначе? — мужчина отстранил от себя девочку, заглядывая в её глаза и убеждаясь в том, что жизненный блеск вернулся в них. — Лучше расскажи мне о своих рисунках. Ты понимаешь, что они означают?
— Нет, — Венди покачала головой, сильнее стискивая в объятиях игрушечную кошку. — Шарли знает… Она многое мне рассказывает… Она может видеть то, что грядет… А еще у нее есть крылья, самые настоящие…
— Шарли, значит? — Жерар перевел взгляд на игрушку. Что же происходит? Неужели эта игрушка необычная или все дело в разыгравшемся воображении ребенка, которому намного проще сказать, что он ни в чем не виноват, и свалить все на вымышленного друга?
====== Эльза: Главное, убедить всех в том, что это все имеет смысл ======
Если подумать и проанализировать ситуацию, то вполне можно было решить, что Эльза сошла с ума и больше не понимает, что творит, казалось, что девушка отрицает сам факт войны, смертей и опасностей, которые нависли над выжившими. Желание Скарлетт устроить праздник было странным и пугающим настолько, что другие члены группировки со страхом и некой жалостью смотрели на нее. Чего она добивается? Зачем все делает это? Да и кому нужен этот праздник, что ничего не изменит. Музыка, смех, танцы — все это осталось далеко позади, в другой жизни, к которой нет возврата. Никто не верил в то, что у Эльзы что-то выйдет, да и не время сейчас для всего этого. И все же, где-то глубоко в недрах души, люди надеялись на то, что из этого безнадежного дела что-то получится.
Что же касается самой Скарлетт, то она не обращая ни на кого внимания, самозабвенно занималась своим делом, ища все необходимое для праздника и планируя то, как все будет проходить. Считала ли она сама себя безумной? Вопрос, конечно, интересный. По большому счету девушка давно думала, что все выжившие окончательно потеряли связь с реальностью и уже никогда не смогут стать нормальными, им не забыть всех ужасов, через которые пришлось пройти, не перестать бояться и вздрагивать от каждого шороха, во всех выискивать врагов. Так что, да, она была безумна, но на этот раз это было не разрушающее состояние, а нечто, что придавало силы.
Уже сейчас многое было готово, просторное помещение очищено от хлама и мусора, стены украшены плакатами и мишурой, разными найденными игрушками. Все вместе это смотрелось аляповато, неуместно и неуютно, но Эльза не могла понять, как это исправить.
— Похоже, у меня совсем плохо со вкусом, — пробормотала девушка, пытаясь вспомнить, как раньше украшала свой дом, тогда у нее явно получалось намного лучше. Вот только, сколько бы Эльза не напрягала память, ничего не могла припомнить, словно, что-то мешало ей вспоминать о радостных моментах, что когда-то ей удалось пережить.
— Здесь слишком много всего, — раздался сиплый голос Леви, решившей выбраться из своей каморки и, оторвавшись от дел, посмотреть, чем занята подруга. — Цвета не сочетаются, да и света не хватает. Дело не в количестве, а в уюте, которые создают украшения. В нашем случае, эффект не достигнут…
— Поможешь? — девушка перевела уставший взгляд на тощую особу, которая с трудом переставляла ноги, от постоянного напряжения и истощения. Кажется, что пройдет еще немного времени и МакГарден окончательно исчезнет, просто растворится в воздухе, будто и не было её никогда.
— А зачем? — Леви взяла в руки елочную игрушку, затуманенным взглядом рассматривая блестящее стекло. В их серой действительности, подобные простые мелочи притягивали взгляды, завораживали и утягивали за собой. — Ничего не выйдет… Нам нечего праздновать.
— А как же новый день и тот факт, что мы живы?
— Разве это повод для радости?
— А почему бы нет? — Эльза в очередной раз окинула пристальным взглядом комнату. Одной ей точно не справиться… — Разве обязательно нужен повод для праздника?
— Не знаю, никогда об этом не задумывалась… Если честно, вообще не представляю, что кто-то будет веселиться, петь, танцевать… Вокруг разруха и смерти.
— И мы сами словно мертвые, — перебила подругу Скарлетт. — Знаешь, лучше совсем не жить, чем делать это так, как мы. Это все равно, что признать, что Тени победили. Я хочу, чтобы праздник был непременно ночью, с огнями и красками, чтобы те твари, что придут звать все еще живых, увидели, что мы не сдались, услышали наш смех и музыку, поняли, что им ничего не светит и этой ночью никто не умрет. Я устала оплакивать друзей и знакомых, устала рыдать ночами и жалеть себя.