– Это доктор Пэрриш. Вы, наверно, помните, я уже звонил вам по поводу своего пациента – насчет риска суицида. Макс Якубовски. Я все еще не могу найти его. Были ли какие-то звонки – от него или в связи с ним, хоть что-нибудь?
– Это не в моей компетенции.
– Но вы ведь в курсе – не было ли каких-то звонков, связанных с ним, вы ведь знаете, не так ли? Это же не сфера деятельности полиции, а у вас не могло быть за это время так уж много звонков.
– Доктор Пэрриш, я не могу обсуждать поступающие звонки с вами.
– Просто скажите мне – вы ведь на данный момент единственный диспетчер?
– Нет, есть еще один. Может быть, я переведу ваш звонок непосредственно спасателям, и они ответят на ваши вопросы? Этот номер предназначен только для приема вызовов.
– Спасибо, будьте так любезны. – Эрик мчался по темным улицам, думая о том, каким должен быть его следующий шаг. Он не просто выполнял свой профессиональный долг – он чувствовал свою личную ответственность за Макса и в глубине души слишком хорошо понимал, что больше мальчику не на кого рассчитывать. Он вдавил педаль газа в пол и еще сильнее прибавил скорость.
– Офицер Мелани Натан. Чем могу помочь?
– Офицер Натан, я заведующий отделением психиатрии в клинике Хэвмайер. Я пытаюсь найти своего пациента по имени Макс Якубовски, который, как я опасаюсь, может покончить с собой. Его бабушка скончалась сегодня вечером, и он в отчаянии. Офицер Гамбия ездил к нему домой, но там его не было, только его мать.
– Где находится его дом?
Эрик назвал ей адрес.
– Он живет с матерью и бабушкой, но мать не знает, где он может быть.
– Ее имя?
Эрик назвал и имя.
– Я говорил с его матерью, она ничем не может помочь.
– Когда он пропал?
– Я звонил примерно в полседьмого, но я не знаю, объявлен ли он пропавшим официально. Я бы хотел сделать это сейчас, если можно.
– Когда он должен был вернуться домой?
– Он не должен был вернуться – он был дома. Его бабушка умерла, и он был с ней дома один, а потом внезапно исчез, и никто не знает, где он сейчас находится.
– Во сколько это было, доктор Пэрриш?
– Около шести часов, – терпеливо ответил Эрик.
– Вечера?
– Да.
– Прошло слишком мало времени, чтобы можно было объявлять его пропавшим, вы, наверно, и сами понимаете.
– Я понимаю, что с такими пациентами время просто на вес золота! Мне нужно знать, не звонил ли он вам или кому-то еще из офицеров, может быть, вы что-то слышали о нем…
– У меня нет никаких сведений, доктор.
– Но вы ведь знали бы, если бы Макс позвонил или если бы позвонили насчет него? Он мальчик, подросток. Как много звонков о попавших в беду подростках у вас бывает за дежурство в Рэдноре?
– Я поспрашиваю у ребят и позвоню вам. На какой номер звонить?
– Спасибо. – Эрик продиктовал свой номер, они попрощались, и он повесил трубку, а потом набрал номер Лори и подождал, пока она ответит.
– Эрик? – в голосе Лори звучала тревога. – Что случилось?
– Макс все еще не нашелся, мне нужна твоя помощь.
– Ты хочешь, чтобы я глянула, не поступал ли он в другие больницы в «скорую»?
– Да, пожалуйста. – Именно об этом Эрик и думал. – В нашу, я так понимаю, он точно не поступал?
– Нет, не поступал. Я бы позвонила тебе. Уже дважды проверяла – и велела им позвонить мне, если хоть что-нибудь в этом роде будет. А в полицию обращался?
– Да, в городское отделение, но и там ничего.
– Я знаю многих в Честере и Дэлавере. Давай я попробую что-нибудь нарыть.
– Да благословит тебя Господь. – Эрик говорил искренне: так приятно было ощущать, что кому-то не все равно.
– А ты сам где? Что делаешь?
– Ищу его.
– Как? Где? Компания нужна?
– Нет, спасибо. – Эрик был тронут. – Ты больше поможешь, если позвонишь во все эти места. А у меня только один вариант остался, куда поехать.
– И куда?
– Я тебе потом расскажу, если получится. Все, мне пора.
– Конечно, позвони мне потом. Я тут смотрю Джимми Феллона – он мое новое телевизионное увлечение. В последнее время моя жизнь стала просто невероятно насыщенной и увлекательной.
– Пока.
Эрик улыбнулся, повесил трубку и повернул на парковку, на первое же свободное место. «Вокруг света» – гласила разноцветная вывеска заведения: здесь работала Рене Бевильакуа. Эрик подозревал, что теперь, когда Рене была последним, что осталось ценного в жизни у Макса, он может оказаться здесь. Возможно, Макс сейчас сидит в одной из припаркованных на стоянке машин – плачет, горюет и каждые пятнадцать минут бьет себя по голове…
Эрик выключил зажигание, понимая: то, что он сейчас делает, граничит с преступлением. Но он не мог не приехать сюда, учитывая, что на карту была поставлена жизнь Макса. Обернувшись, он взял с заднего сиденья свою старую голубую бейсболку и надел ее, чтобы хоть как-то замаскироваться: ему не хотелось, чтобы Макс его узнал и сбежал.