Выбрать главу

— И там не опаивали снотворным, — слабо проговорила блондинка с устрашающими красными пятнами на лице и груди. — А тут всякий раз нам его добавляют в воду. Мы засыпаем, а когда просыпаемся, в комнате появляется еще один пленник.

— Откуда ты знаешь про снотворное? — поинтересовалась Лида.

— У меня на него аллергия.

— Что с нами будет? — прошептала русоволосая, подняв свои огромные, полные слез глаза и обводя ими лица пленников. — Нас всех перережут, как Жору?

— Ты знала покойника? — встрепенулся остряк.

— Мы жили в соседних домах когда-то. Детьми вместе играли. Можно сказать, дружили. Потом потерялись… И вот… через столько лет тут… — Она не смогла договорить, расплакалась. Но сразу же вернулась к вопросу, который задала в самом начале. — Почему нам не заклеили рты?

— Маньяк хочет послушать, о чем мы разговариваем? — выдал очередное предположение красавчик в «Армани».

— Ты думаешь, тут есть микрофоны?

— Возможно.

— Скорее, камеры, — подала голос блондинка.

— Нет, камер нет, — покачал головой «бесноватый». — Я уже изучил помещение.

— Может, скрытые? — предположил остряк.

— А смысл их устанавливать?

— Чтоб мы думали, что их нет.

— Не знаю, возможно…

— Если нет камер, — продолжал стоять на своем остряк, — то какой смысл устраивать спектакли? С музыкой и постановочными сценами в стиле «саспенс»…

— Каком стиле? — не понял «бесноватый».

— Саспенс — неопределенность, тревога, напряженное ожидание, если с английского перевести, — пояснил красавчик. — Любимый стиль Хичкока. В его фильмах всегда нагнетался ужас чуть ли не до самого финала.

— При чем тут Хичкок и его картины? — возмутилась Лида. — Наш режиссер ставит сцены в стиле «саспенс» не для зрителя, а для себя. Он наслаждается увиденным вживую, а не на экране.

— И все же, думаю, камеры есть, — гнул свою линию остряк. — Причем все записывается и пересматривается…

— Боже, слышали бы вы себя! — с надрывом произнесла «птичка». Русоволосая барышня с тонким голоском напоминала Лиде воробушка. И масть та же — серенькая. И голосок «чирик-чирик». Даже сейчас, когда он срывается. — Перед вами труп, а вы про Хичкока! Еще обсудите «Камеди клаб». Вон у вас и резидент есть!

Все поняли, о ком она. А вот ее агрессию — нет. К тому же претензия была необоснованной — пленники пытались разобраться в происходящем. А что немного отвлеклись, так это нормальное течение разговора…

Пусть и при трупе!

— Кто-нибудь видит, что у меня на шее? — спросил «бесноватый» после того, как обозвал русоволосую истеричкой. Естественно присовокупив к существительному матерное прилагательное.

— Я пытался рассмотреть, — откликнулся «резидент Камеди». — Но не получилось.

— Больно, — поморщился «бесноватый».

И тут снова заиграла музыка. На сей раз лирическая. Лида узнала ее. «Лунную сонату» Бетховена. Она обожала ее. Даже научилась играть на фортепиано. Пела прекрасно, а вот музыкальными инструментами не владела.

Музыка стала усиливаться. Но до ломоты в ушах не дошло. Соната звучала просто громко. И пленники перестали разговаривать. Тем более потух свет, и они не видели друг друга…

Лида откинула голову на высокую спинку стула и погрузилась в воспоминания.

…Все маленькие девочки мечтают быть принцессами. Лида не была исключением. Она представляла себя с короной, в пышном платье со шлейфом, вышагивающей по огромному залу, залитому светом множества свечей. Или сидящей на троне в мантии, обязательно с меховой оторочкой, благосклонно принимающей дары послов разных держав. А чаще — танцующей с принцем неземной красоты, то с лицом комиссара Катани из «Спрута», то Юры Шатунова. То похожим на Арамиса из «Трех мушкетеров», то на принца из «Трех орешков для Золушки». То на Ваньку Чкалова, ее соседа по парте, то на Серегу Поцака, десятиклассника, который был почти как Шатунов, только лучше.

Перед тем как уснуть, Лида рисовала в воображении эти картины. И очень радовалась, если видела их, когда Морфей заключал ее в свои объятия. Вот только просыпаться ей не хотелось! Ведь в реальной жизни никакой принцессой она не была. Лида родилась в семье шлюховатой скотницы и пьющего пастуха. Они ютились в половине деревянного дома, выделенной им колхозом. Отец всю свою зарплату спускал на выпивку, так что питались и одевались они втроем (чуть позже вчетвером, когда у Лиды сестра появилась) на мамину. Ее, конечно, не хватало. Спасало хозяйство. Овощи с огорода, яйца из-под несушки, молочко коровье, сальце свиное, требуха (мясо сдавали). Не голодали, в общем. Разве что иногда, когда у отца зарплата кончалась. В этих случаях он брал из дома все, что можно продать, и тащил на автотрассу, чтобы толкнуть проезжающим по ней за копейки.