Женька решил последовать примеру многих героев из старых, некогда прочитанных им, сказок. Те люди не знали ни телефонов, ни спутниковых навигаторов, и, оказавшись ночью в лесу, просто забирались на высокое дерево, чтобы увидеть - не светит ли где огонёк костра или окошко деревенского дома. Не желая и дальше дрожать от сырости и страха в ожидании рассвета, Женька уцепился за ближайший сук, и принялся карабкаться вверх.
Подняться на дерево в полной темноте было очень непросто. Женька, ободрав в кровь ладони, уже проклинал свою наивность. Надо же было додуматься - последовать примеру сказочных героев. И ведь взрослый человек! Однако, когда ствол дерева стал угрожающе тонким, вдали действительно блеснул огонёк. Женька присмотрелся и понял, что это всего лишь бледные отсветы тонкой паутиной налипли на вершины сосен, но несложно было догадаться, что совсем недалеко, у подножия тех деревьев есть огонь, а значит и люди.
Запомнив направление, Женя осторожно спустился с дерева и поспешил туда, где он сможет вырваться из душных объятий ночной мглы. Не так быстро, как рассчитывал, но усталый, измученный страхом и угрызениями совести, путник набрёл-таки на редкую, сколоченную из кольев, изгородь, которая отделяла от леса расчищенную полянку. Всё, что смог рассмотреть Женька - это бревенчатое строение, над входом в которое горела настоящая керосиновая лампа. Женька уже и забыл, где последний раз видел подобные источники света - возможно в кино или на развалах блошиного рынка. Похоже, местные жители не очень-то рассчитывали на бесперебойное снабжение электричеством.
Лампа светил слабо, выхватывая из тьмы лишь часть бревенчатой стены с раскрытой дверью да небольшой кусок утоптанного песка перед ней. В проеме двери также угадывался тусклый свет. Женька не стал искать калитку, и просто выломал жердь из забора и юркнул в образовавшуюся прореху. Едва передвигая усталые ноги, он вошёл в круг света и постучал в приоткрытую дверь. Никто не ответил. Тогда Женька осторожно вошёл. Он оказался в комнате без окон, которую тускло освещала висевшая на крюке масляная лампада. В углу мирно спал, вытянувшись на лавке, молодой парень с вороньим гнездом из чёрных волос на большой голове. Стена, противоположная входу, была укрыта пологом из грубой ткани, на котором двигались причудливые тени, порождённые трепетным колыханием огонька лампады.
Женька сильнее постучал в раскрытую дверь. Парень зашевелился, сел на лавке, запустив пальцы в буйные заросли на голове. Громко зевнув, он, наконец, посмотрел на ночного гостя, и едва не вырвал себе клок волос от изумления. Такая реакция озадачила Женьку, и он поспешил успокоить парня:
― Не бойтесь. Я заблудился в лесу и вышел к вашему дому. Вы уж простите, что я вас разбудил, но дверь была открыта, и я подумал..., ― Женя прервался на полуслове, заметив, как странно ведёт себя взъерошенный парень. Тот нервно теребил свои космы и повторял, как молитву:
― Заснул, заснул. Пришёл, явился, а я чуть не пропал зазря. Как же я уснул. Морок, не иначе.
Продолжая что-то бормотать себе под нос, и уткнув испуганный взгляд в Женьку, странный человек ухватился за конец перекинутой через гвоздь верёвки, идущей из-за полога, и принялся отчаянно его дёргать. Женька услышал, как вдали забренчал колокольчик. Тени в складках ткани затряслись в неистовом танце, полог распахнулся, и перед Женькой предстали пятеро заспанных мужиков. Бросив короткий взгляд на Женьку, один из них, довольно хмыкнув, прыгнул к двери, и захлопнул её. Остальные, с опаской рассматривая ночного гостя, стали подступать ближе.
Неожиданно, полог распахнулся шире, и тёмный угол комнаты явил широкоплечего мужчину лет пятидесяти с редкими клочьями волос, обрамлявшими гладкую лысину, и густой бородой, расчёсанной надвое на манер рыбьего хвоста. Мужчина был одет в чёрный балахон до пят, а в руках держал серебряное ведёрко и большую кисть, больше похожую на веник. Не спуская налитого свинцовой тяжестью взгляда с Женьки, человек в балахоне обмакнул кисть в ведёрко и размашисто плюхнул тёплой жижей тому в лицо.
Глаза немедленно защипало, а полученные в лесу ссадины тут же напомнили о себе мерзкой, жгучей болью. Казалось, что по лицу хлестнули не брызгами, а связкой крапивы. "Он, что - рассолом решил меня обрызгать", ― удивился Женька, и поднял руку, чтобы защититься от следующей партии обжигающих брызг.
― Что вы делаете? Зачем мне этой дрянью в лицо брызжете? Что я вам сделал?
― Слышали, дети мои, как он святую воду "дрянью" обозвал? Вот оно, бесовское нутро - сразу наружу просится. Никак его за ликом человеческим не спрятать. Святая водица жжёт беса огнём - вона, как его корчит, ― голос звучал резко, как скрежет стекла по металлу, отчего рябь из мурашек тут же рассыпалась по Женькиной коже. Он невольно содрогнулся, желая избавиться от неприятного озноба, и, сам не зная почему, стал оправдываться:
― Что за ерунду вы несёте? Какие бесы? Я из города, и просто в лесу заблудился. А вы мне в лицо водой солёной плещете - конечно, жжёт, ― Женька убрал от лица руку, желая убедиться, что его слушают. Однако, в тот же миг, ему в лицо сунули какую-то массивную деревяшку. Женька вынужден был отшатнуться, чтобы не лишиться зубов. Движение вышло резким и неловким, отчего он едва не упал. Но с двух сторон его крепко прихватили под руки.
Вновь заскрежетал лысый бородач:
― Видите, дети мои, как он креста животворящего боится. Как от кипящей серы шарахнулся. Сомнений не осталось - бес к нам явился в человечьем обличье. Почуял души невинные, и пришёл, яко к трапезе. Только не по зубам ему, вражине, наши души, ибо одному Богу принадлежат.
Женька только сейчас понял, что оказался среди безумцев. Он сам пришёл в руки фанатиков-сектантов, почему-то убеждённых в его бесовской природе. Он попытался вырваться из рук фанатиков, но пальцы на его руках лишь сомкнулись крепче. Женька взглянул на мужиков, и в их глазах рассмотрел решимость, замешанную на страхе. Они, и в самом деле, верили, что он - бес.
Лысый снова заголосил:
― Не пугайтесь, дети мои. Здесь, под сенью креста и стен, укреплённых нашими молитвами, нечистый не сможет нам навредить. Это в лесу он - властелин. Там он бродит в нощи, рыкая подобно сотне львов, и трубя, словно тысячи слонов. Дерева во тьме трепещут от его рёва, но мы не должны убояться его бесовской силы. Нам самим Господом положено очистить род людской от лукавых искусителей. Уничтожая бесов, мы сохраняем невинные души для Господа нашего. Не пугайтесь, дети мои - не впервой ведь нам с нечистью справляться.