— Ага, мне тоже так показалось, — кивнул я, объезжая кочку. Где-то уже скоро должен быть уцелевший участок старого белобородовского тракта, если память мне не изменяет. Ага, вот и два столбика с почти выцветшими полосками...
— Я хотел сначала в Хозяина пальнуть, но не смог, — лицо Марьяна стало понурым. — Да и я слышал, что пули его не берут. А этого в сером я и раньше уже видел, только не знаю, кто он...
— Нда, план, конечно, был такой себе, — хмыкнул я. — Можно было сначала подождать, когда он посильнее навредит Хозяину... Но так тоже неплохо получилось...
— Он бы меня заметил тогда, — резонно возразил Марьян. — Прихлопнул бы чем-нибудь, чтобы не мешался, и все тут...
— Слушай, Марьян, а чего ты сам не сбежал? — спросил я. — Что за прикол? Тут всего-то километров двадцать, за день бы до Томска добрался, даже без припасов можно запросто в поход пускаться.
— Я пытался, — Марьян вздохнул. — Но только не получилось у меня. Все дороги приводили обратно.
— Хм, — я глянул на посмурневшего еще больше толстяка. — Это почему так? Дороги не знаешь? Или поймали?
— Да знаю я дорогу, — Марьян вздохнул и махнул рукой. — С детства карты рисовал, как добраться до Томска или хотя бы до Егорьева. Главное, чтобы сейчас как тогда не получилось...
Глава 16. Казнить нельзя помиловать
— В прошлый раз тебя догнали? — с тревогой спросил я и глянул в зеркало заднего вида. — Ваш сумасшедший хозяин вшивает вам маячки?
— Я сам вернулся, — тихо ответил Марьян. — Думал, что уже скоро выйду к мосту возле Томска, он на карте моей был. А вышел к крайним домам Белобородова.
Он помолчал, а я не стал ничего спрашивать. Ровный кусок дороги закончился, так что вести пришлось внимательнее.
— Тут такое дело, Богдан... — Марьян поерзал. — Кажется, мы до сих пор крепостные. Приписаны к Белобородово и принадлежим Демидовым. Я расспросил всех стариков, они рассказывали всякое разное, потому что историю эту явно не застали. Но Белобородово Панфилу Демидову подарила еще императрица. А дарственную запечатала каким-то особым знаком. Ну и...
Твою мать, опять какая-то бюрократическая магия! Как же я это все крючкотворство не люблю, эх!
— Подожди, — я вывернул руль, объезжая толстенный поваленный ствол. Трава высокая, мать ее, там все, что угодно, может прятаться. — Разве после баниции всякие там указы императрицы не превратились в ничего не значащую ерунду?
— Вот и я так думал, — кивнул Марьян. — Проверил трижды. Не могу я сам сбежать, получается...
— Интересно, — задумчиво пробормотал я. Значит Ларошев врал, что он из Белобородово. Иначе, почему он нам ничего не рассказал? — То есть, ты думаешь, что если тебя кто-то увезет, то сбежать получится?
— Ну... Я надеюсь, — Марьян снова поерзал. — Получается, что вы украли чужое имущество, в смысле меня. А я машиной не управляю.
— Есть у меня в Томске один специалист по бюрократии... — медленно проговорил я, внимательно оглядывая окружающий пейзаж. Вроде бы, я продолжаю ехать в нужном направлении, а не поворачиваю незаметно для себя обратно к Белобородово. Вот по правую руку замаячили какие-то краснокирпичные развалины, которые по дороге туда были слева. Да, совсем уже скоро мост, это точно.
По-дурацки съездили, вот что. У нас все еще полный кузов всяких припасов, включая сидр и коробку кренделей, как-то глупо со всем этим добром возвращаться в Томск. И вообще без всякой добычи, Марьян как-то не в счет. Надо что ли хоть пикник устроить. Жрать-то на самом деле хочется.
— А что еще за Егорьево? — спросил я, бросив взгляд на тревожно озирающегося Марьяна.
— Так то деревня вроде, — Марьян неопределенно махнул рукой. — Если забирать восточнее, то там вроде как будет старая крепость, от которой уже мало что осталось, а сразу за ней — деревня. Большая вроде как. Сам я, понятное дело, там не был, не дошел потому как.
Я заглушил двигатель. Когда по бездорожью едешь, выбирать место для парковки становится довольно просто.
— Почему мы остановились? — всполошился Марьян.
— Не суетись, Марьян, — отмахнулся я и вылез из кабины. Потянулся, хрустнул суставами. Огляделся. Благодать, фигли. В траве стрекочут всякие кузнечики, птицы голосят, вечернее солнце припекает. Шмели деловито жужжат, в общем, вся прелесть дикой природы Сибири — семь в одном. Или даже семнадцать.