Рука капрала потянулась за мечом – и выпустила:
– Извините, что отрываем вас от дел, но не будете ли вы так любезны подсказать, где его величество принимает дружественные иностранные делегации в это время дня?..
Через час антигаурдаковская коалиция, умывшаяся, переодевшаяся и смазавшая синяки, шишки и ссадины фирменным бальзамом Друстана, чинно сидела в королевской приемной под надзором трех десятков воинственных гвардейцев. Олаф в ставшем однорогим и однобоким шлеме гордо поигрывал пальцами на рукояти топора, Агафон снисходительно усмехался, поглаживая посох, Иван лихорадочно собирал из заготовленных кусков оправдательную речь, Эссельте и Серафима, задрав носы, демонстративно игнорировали восхищенные взгляды солдат.[8] Ахмета с Кирианом больше всего интересовали апартаменты и убранство. Первый оглядывал их слегка ревниво, сравнивая со своими покоями, второй – хищно щурясь из-под бинтов подбитыми глазами и прикидывая, что из увиденного можно будет подвергнуть остракизму в сатирическом памфлете, клеймящем позором атланское «гостеприимство».
Впрочем, с точки зрения любого государя, обстановка и украшения королевской приемной были более чем скромные. Резные панели из мореного дуба, замысловато инкрустированный шпоном потолок, картины в деревянных рамах, мебель – удобная и красивая, но без единого признака позолоты… В доме купца, чиновника или военного такая комната смотрелась бы роскошно. Но в королевском дворце, да еще в стране, соперничающей своим богатством с самим Шатт-аль-Шейхом, видеть исключительно деревянный интерьер было странно и непостижимо. Если бы не наборный паркет из четырех дюжин сортов редчайшей древесины самых разных и неожиданных оттенков, от розового до голубого и изумрудного, в хваленом благосостоянии короля атланов можно было бы и усомниться.
Гулкие тяжелые шаги за дверью, отгораживающей зал аудиенций от приемной, заставили друзей встрепенуться и насторожиться.
– Ну наконец-то… – брюзгливо поджал разбитые губы калиф. – Заставлять нас ждать на этом дровяном складе как каких-то… посетителей… не делает чести правителю Атланды.
– Ничего, – скривился в улыбке сомнительного качества чародей. – Сейчас он искупит свою вину, распахнув собственноручно двери и объятия и сообщив, как он сожалеет о происшедшем и сгорает от нетерпения присоединиться к нам.
– Но сначала мы должны ему все рассказать, – бледный, но решительный Иванушка поднялся с диванчика, шагая навстречу открывающейся двери…
И замер.
– Его величество ждет вас в своем кабинете, – торжественно и звучно проговорил камергер, и необъятный живот его под придворным мундиром колыхнулся, как желейный торт, от троекратного стука жезла об пол.
– Даже не вышел! – потемнела от гнева физиономия Ахмета. – Словно между нашими родами нет никакой связи!
– Если еще и его придется уговаривать… – предчувствуя неладное, покачала головой Эссельте.
– Уговорим, – показательно игнорируя три десятка насторожившихся громил, переглянулись Олаф и Агафон.
– Демона украли, сад разгромили, стражу побили, чего бы еще такого сделать, чтобы он нас полюбил?.. – пробормотала царевна, томно глядя в потолок.
– Прошу! – вышколенный камергер отступил на шаг в сторону, не подавая и вида, что слышал сейчас что-то, кроме стука своей палки, и распахнул перед гостями вторую створку двери.
Первое, что бросилось друзьям в глаза – еще полтора десятка гвардейцев. В полном комплекте бордовых доспехов, с мечами наголо, они стояли везде: у окон, у камина, у входов, ведущих в другие покои… Двое из них – офицеры, судя по знакам различия на нагрудниках – расположились по обеим сторонам письменного стола в дальнем конце кабинета. За столом, склонив голову над бумагами, с пером в руке и в такой же кирасе, как его охрана, сидел человек.
При звуке шагов он приподнял голову и подал сигнал одному из офицеров. Тот взялся обеими руками за спинку королевского кресла… и покатил его из-за стола навстречу гостям.
Иванушка ахнул, позабыл заготовленные слова, и варианты, один другого катастрофичнее, заметались в его мозгу.
Дуб Третий заболел? Ранен? Или это не он, а его дед – Дуб Первый? Когда в прошлом году они видели его на праздновании столетия, тот тоже передвигался только в кресле-каталке… Но что тогда случилось с его внуком?
– Не могу сказать, что рад вас видеть, доблестные Наследники… – слабо выдохнул человек в кресле, и при звуке этого голоса сердце Иванушки дернулось отчаянно и пропустило такт. – Сообщать дурные новости – всегда задача не из приятных и легких… Тем более, такие ужасные…
8
Первая – в адрес своей внешности, вторая – на ажурную кольчугу цвета морской волны, тонкую и легкую, как паутинка, и прочную как молибденовая сталь – персональный подарок отца Масдая. Конечно, Олаф, Иван, Агафон и Ахмет получили точно такие же подарки, только серебристых тонов, но скромно носили их под одеждой, где им и было, по их мнению, место. Серафима же была убеждена, что прятать такую красоту от людских очей – все равно, что носить ожерелья под платьем, а кольца – под перчатками. И Эссельте, получившая от старого волшебника точно такой же дар, была единственной, кто с ней соглашался.