И уже трудно ей расти, трудно стремиться ввысь и зеленеть наперекор стихиям. Она глядит на полуобнаженный осенний лес, на пустые тихие поля с копнами желтой соломы, на зеркальную реку, по которой бегут белые пароходы, на далекие Жигули. А рядом ревут лесовозы, визжат механические пилы, слышатся треск и глухие удары падающих деревьев.
Она глядит на лесосеку и видит, как у края вырубки собираются мужчины, о чем-то говорят, потом направляются к ней. Один из них держит на плече механическую пилу. Весело переговариваясь, они подошли, положили у ее корня пилу и сели покурить.
Эти мужики уже не носили курчавых бород и длинных рубах, не обувались в лапти с цветными онучами. Они были бритыми и молодыми, носили ладные комбинезоны и крепкие рабочие ботинки. Только один – усатый, с ружьем – был в плаще и носил высокие сапоги. Это был лесник, потомок тех бородачей, которые берегли ее и помогали ей расти.
Неторопливо обошел он сосну, похлопал ладонью по ее стволу и, запрокинув назад голову, поглядел вверх. Шапка съехала с его головы и упала на коричневый хвойный наст. Он тряхнул косматой головой и засмеялся.
– Молодчина! – сказал он. – Хорошо росла. Теперь от тебя любой не откажется.
Он опять засмеялся чему-то, и мужики одобрительно заговорили ему в ответ.
– Крепкая вымахала!
– Кубов на семь, а то и на все десять потянет.
– Вот матки-то будут – на сто лет!
– Хороша-а-а!
Они хвалили, восхищались, прикидывали, сколько даст она полезной древесины и куда ее лучше употребить. Так вот почему они помогали ей расти! Им нужна была древесина, они беспокоились о ее теле и вовсе не думали о ее стремлении расти и достичь вечного неба.
А механическая пила уже гудела и нетерпеливо дрожала в руках одного из лесорубов. Вот он широко расставил ноги, нацелился и прижал к стволу визгливую острую цепь. Красновато-коричневые, а потом желтые хлынули струей влажные опилки и залили редкую траву у корней и ботинки лесоруба.
Сосна вздрогнула, оглядела в последний раз легкую осеннюю землю, далекие синие Жигули и лес, в котором она прожила двести лет. Деревья сбрасывали листву и готовились к холодам скорой зимы. На ближней лесосеке лежали вразброс и штабелями обрубленные тела их соседей, с которыми, возможно, будет лежать и она – в виде дома или другой какой постройки, нужной людям.
– Налегай! – закричал лесник. – Налегай разом!
Сосна пошатнулась, заскрипела и стала медленно валиться. Лесоруб немного не рассчитал и запилил дерево неровно. Падая оно повернулось на комле, хлестнуло по дальней осине, сломив ее натрое, и тяжело, со стоном рухнуло. Кажется, весь лес вздрогнул от падения сосны, вздрогнул и зашелестел глухо и печально.
А сосна лежала, вытянувшись во всю длину прямого ствола, далеко откинулась зеленая вершина и несмятые верхние лапы еще качались и глядели в распахнутое небо, которое они так и не сумели потрогать.
1966 г.
Пожалуйста, товарищ еврей! (нем.)
Еврейская свинья, выдала его своим криком, стерва! Надо прибить (нем.).