Вагон был почти пустой, сын прошел вперед, заметив с улыбкой, что так им придется меньше ехать: на несколько метров Москва ближе.
Они заняли первое кресло, и сын спросил:
– Пап, а помнишь, как мы ездили на лодке удить рыбу, вымокли и потом на берегу пили водку? Стакана у нас не было, и ты выскоблил ножом мякоть помидора и наливал в него водку нам с Колькой.
– Да, – ответил отец, – оригинальные были рюмочки. Последнюю ты выпил, а потом съел и саму рюмку на закуску. («Не надо было тогда давать им водки, рано еще, лет одиннадцать ему было, а Коле и того меньше, но они промокли и могли простудиться».)
– Тогда тебе было двадцать девять, – сказал сын, – и ты рвался к большой журналистике, а я к самолетам. Всегда рисовал их, читал книжки о летчиках, любил смотреть на пролетающие самолеты. Вряд ли ты помнишь это.
Отец засмеялся:
– В самом деле не помню. Прости.
– Бог простит. Днем ты мотался по району на редакционном мотоцикле, ночью читал или писал, а по выходным пропадал на рыбалке. Только там мы тебя и видели. Вручишь нам удочки, сам возьмешь узелок с обедом, весла – и на Волгу.
– А помнишь, как я учил тебя ездить на мотоцикле?
– Еще бы! Я тогда уж окончил третий класс и любил машины.
– Это у тебя от деда, любовь к машинам... Он погиб в самом конце войны. Вы бы с ним подружились. Он был такой чуткий, интересный...
– Я тогда быстро научился.
– Да, быстро. Только рукам твоим было далеко до руля, и я посадил тебя на топливный бак, а сам был на сиденье.
– Я помню. Сначала ты объяснил мне все на месте – сцепление, переключение передач, правила поворотов и обгонов, – а потом я сидел на баке и держался за руль, как дублер, как второй пилот, и ждал, когда ты передашь мне управление.
– На втором круге я тебе уже передал. Сначала мы сделали большой круг по новостройке к заливу и рыбацкому поселку, а потом обогнули школу, и, когда поехали мимо нашего дома к пристани, тут уж ты вел сам. Если бы ты не ездил так хорошо на велосипеде, ты на мотоцикле не смог бы научиться так быстро.
– А ты сидел позади и держался за мои бока. Вернее, поддерживал. И все говорил, чтобы я не торопился. А мать глядела на нас от палисадника и потом ругала тебя: мол, не дело ты затеял, рано, убьешь ребенка, остановись...
– Она потому ругалась, что незадолго до этого дня я катал вечером Кольку и мы сбили пьяного рыбака. Он ехал на велосипеде навстречу и повернул налево, пересек наш путь, а о правилах, видно, не подумал: какие правила для пьяного...
– Колька мне рассказывал. Он ведь тогда перелетел через тебя, когда рыбак неожиданно повернул и угодил прямо под мотоцикл, а ты перелетел через руль и сразу кинулся к Кольке, а потом вырвал ключ зажигания и стал крыть рыбака.
– Не сдержался, каюсь. Слишком уж он был бестолковый.
– Платформа метро «Ждановская», – весело объявил динамик. – Следующая – Вешняки. Граждане пассажиры, не забывайте в вагонах свои вещи.
Поезд встал у новенькой станции метро, щелкнули и зашипели открываемые двери.
– Может, поедем в метро? – спросил отец.
– А двадцать копеек пропадут, – улыбнулся сын. – Это тебе можно, а я еще на курсантском бюджете, первая зарплата будет только через месяц.
Опять зашипели и щелкнули двери, вагон мягко качнулся, и станция метро уплыла назад.
– Вам неплохо платят, – сказал отец. – И на пенсию можно выйти раньше.
– Вроде бы рановато о пенсии.
– Кому как. В сентябре исполнилось двадцать пять лет, как я работаю. С четырнадцати лет.
– И журналистика уже надоела?
– Вроде пока нет. На рыбалку бы сейчас закатиться... Помнишь, как прошлый год мы удили карасиков на Цне?
– Конечно. Здорово ты приладился их таскать. А какие рассветы там, речка какая! И желтые кувшинки горят на воде, и белые лилии... Только мне показалось, что Валентина Николаевна была не в восторге от моего приезда.
– Это тебе показалось. И потом, она ведь с утра до вечера занималась экспедиционными делами, квартира частная, а хозяйка – ты заметил, наверное, – не из приветливых.
– Да, старуха строгая. И здоровенная, как драгун. Стоит у двора и спрашивает каждого проходящего: «Ты куда?.. Ты откуда?.. Что в сумке?..» Смеш-на-ая старуха.
– Много она крови попортила. И в основном жене. К тому же и Надя доставляла хлопот. Понравилась тебе Надя?
– Ничего девчонка, шустрая. Ей уже пять лет?
– Пять. Ты заканчивал школу, когда она родилась.
Разговор подошел к такой точке, когда лучше не продолжать. И они замолчали. Сын вспомнил, что год рождения этой девочки, наполовину сестры, был, пожалуй, самым беспокойным в его жизни. Да и не только тот год. И предыдущие два года отец приезжал уже отчужденным, мать встречала его, как гостя, и не столько радовалась, сколько нервничала, и они с Колькой не могли понять, что происходит. Даже в тот год им ничего не говорили, хотя где-то далеко от села уже должна была родиться Надя, шустрая девочка, наполовину сестра, что она уже родилась, когда отец уезжал в последний раз, и как-то странно было услышать потом, что у них нет отца, когда он был и любил их по-прежнему, если не больше. Пожалуй, даже больше, потому что он стал внимательней к ним, бережней и всегда рад был их видеть.