— Свалила к чертям.
Внезапно во время своих повторяющихся движений больше, чем просто нервных, Харрисон не смог удержать спонтанное:
— Твою мать!
Он выключил конфорку, послал на хер всё на свете, надел куртку, натянул шапку, взял винтовку и вышел из дома.
Харрисон дошёл да рухнувшего моста, даже проверил внизу озеро — мрачный серый свинец, но не заметил ничего, что могло бы походить на труп имбецилки, которая рискнула бы туда спуститься с целью выбраться на другом берегу. Даже если бы она имела в своём оснащении присоски, у неё не получилось бы забраться на эту скользкую стену из грязи.
Оставалось понять: к какому дьяволу Лео направилась.
Одна его часть, та, что привыкла к одиночеству, сильно склонялась плюнуть на всё. Ведь девушка была взрослой и знала об опасностях этих мест. Если уж она всё равно решила столкнуться с неизведанным, то справится самостоятельно.
Совершенно неожиданно другая его часть ощутила себя окутанной чувством раздражающей ответственности по отношению к этой неразумной.
Пока Харрисон поднимался по склону к хижине Майи, вновь начался дождь. Дьюк надеялся, что Леонора, возможно, там и одновременно спрашивал себя, почему он на это надеется, почти умоляет.
Но девушки не было и там.
— Бл*дь — пробормотал Харрисон, — куда направилась эта кретинка? Если угодила в лапы к медведю — её проблема!
— Не уверена, что проблема только её, — вторила ему эхом Майя. — Что ты натворил, чтобы вынудить её уйти так неожиданно, словно потерявшую рассудок?
— Ничего, — грубо ответил Дьюк.
И это была правда, он ничего ей не сделал. Не коснулся даже пальцем, в реальности, по крайней мере. В воображении, Харрисон трахнул Лео минимум раз сорок восемь. Но посчитал неуместным снабжать Майю такими подробностями.
Женщина взглянула на Харрисона, выглядя мало убежденной.
— Возможно, Леонора решила попытаться пройти по дороге на север?
— Но она даже не знает, где эта дорога проходит!
— В этом могу быть виноватой я: мне кажется, несколько дней тому назад дала ей беглое описание маршрута, хотя советовала не ходить туда, прежде чем наступят солнечные дни и в реке упадёт уровень воды.
Если бы Майя была женщиной тонкого душевного строения с деликатным слухом, то ругательства, которыми разразился Харрисон, вызвали бы огромный риск смерти от инфаркта. Но она была женщиной грубой и сама в нужный момент практиковала непристойную лексику, поэтому совершенно не расстроилась, за исключением судьбы Леоноры.
— Я пойду с тобой, — заявила она Харрисону.
— Нет, ты останешься здесь, я не смогу позаботиться о двоих.
— О себе я позабочусь сама, мне не нужна твоя помощь.
— На этом свете ещё остался хоть кто-нибудь с мозгами? — проворчал Дьюк. — И потом, если ты пойдёшь за мной, то можешь помешать задушить её, а лишиться этого удовольствия я не хочу. Если Леонора ещё не умерла, то клянусь — я прибью её!
✽✽✽
«Сучка» — именно это слово повторял Харрисон мысленно, с настойчивостью мантры. Временами он даже произносил его вслух: тихо, но со злостью.
Дождь продолжал прерывистую пытку: вот он пропал, уступая место иллюзорному солнцу, а в другой миг вернулся, сильно избивая.
Харрисон следовал по знакомому пути и повсюду взглядом искал Леонору. Сам по себе путь не был неудобным, его затрудняла река: превращаясь в трясину она, должно быть, становилась родственницей озера, потому что вела себя также удблюдочно. Пересечь реку можно было в одном единственном месте, но только не в сезон дождей, когда соединяющая берега тропа исчезала, течение усиливалось, превращая переправу в ловушку для людей и животных.
В какой-то момент, когда путешествие уже показалось бесконечным, а дневной свет стал сменяться сумерками, рядом с насыпью Дьюк чётко увидел тёмный согнувшийся силуэт.
Леонора?
Это была она. Чёрт возьми, только она была не одна. Девушка сидела на большом камне на этом берегу и чем-то кормила маленького медвежонка.
Харрисон пробормотал грубое ругательство и огляделся вокруг. Насколько Леонора безрассудна?
Стараясь не шуметь, мужчина стал тихо и неспешно приближаться, приготовив винтовку.
Леонора его заметила и встала. Не произнося ни слова, Харрисон махнул рукой, призывая подойти к нему. Затем он приложил палец к губам, требуя молчания. От недоумения Леонора нахмурила лоб пока приближалась. Медвежонок звонко зарычал.
Дальше всё произошло очень быстро, совпадая с ударом грома и закатом.
Люди не думают, какими быстрыми могут быть медведи; их представляют высокими, сильными, пугающими, но медленными и неуклюжими.
Медведица вовсе не была медленной и неуклюжей. Харрисон едва заметил силуэт, который возвышался за его спиной и не успевал развернуться для выстрела. Инстинктивно (о чём потом будет долго себя спрашивать), Дьюк бросился на Леонору и опрокинул на землю, прикрывая своим телом.
— Заткнись, не дыши и не шевелись, — прошептал ей на ухо. Он чувствовал, как девушка задрожала, испуганно вздохнула, а потом, возможно, произнесла молитву отчаяния.
— Я тебе сказал: не дыши. Притворись мёртвой.
Медведи редко убивают. Для тех, кто осмелится приблизиться к их детёнышам, они могут преподать урок (более или менее символичный). Но поняв, что у них нет причин чувствовать себя в опасности, эти животные не бесятся с необоснованной жестокостью. Оставалось узнать: насколько символичным будет урок.
Когда Дьюк почувствовал, как когти большого животного проникают в плоть на плече, он понял, что наказание будет показательным. Острая боль умоляла его горло о крике, но Харрисон прикусил язык, изо всех сил стараясь выглядеть трупом. Ещё один такой удар и он станет таким на самом деле.
Медведица пугающе прорычала; её рык был похож на сигнал к войне. Но второго удара не последовало, только этот мощный рык-предупреждение, а затем раздался звонкий и невинный зов медвежонка, который удалялся.
— Не двигайся пока, — ещё раз сказал Харрисон, — мы должны быть уверены, что они ушли.
Возможно, прошло несколько минут, а возможно отрезок бесконечности.
Они так и продолжали лежать: под проливным дождём, пока остатки дневного света перемешивались с сумерками. Потом неожиданно Харрисон приглушённо вскрикнул и пошевелился. Он вставал мучительно и тягостно, плечо болело безумно, и на мгновение мужчина испугался, что потеряет сознание, словно девочка, пошатывающаяся при виде капли крови. Харрисон поднимался на ноги, поддерживая себя здоровой рукой с терпением Сизифа.
Леонора тоже пошевелилась и медленно поднялась. В сумерках Харрисону показалось, что силуэт девушки пошатывается.
— Нам нужно немедленно отсюда уходить, — произнёс Дьюк и наклонился за ружьём.
Этот простой жест вырвал у него хриплый стон и яростное проклятье. Тут Леонора не могла не заметить болтающиеся куски ткани на разорванной куртке и кровь, которая стекала поблёскивая, подобно жидкому рубину. Девушка приблизилась с намерением поддержать, но Дьюк её остановил раздражённым жестом.
— Я справлюсь сам! Держи фонарь и освещай хорошо дорогу. Не хватало только свалиться в реку.
Идти было нелегко: с раной, надвигающейся ночью, страхом, что медведица вернётся и необходимостью держать ружьё наготове, чтобы не повторить ошибку и вновь не оказаться неподготовленным напротив новой опасности. И прежде всего было нелегко сдержаться и не придушить эту идиотку.
Время от времени, когда Лео не оборачивалась поинтересоваться, как он себя чувствует тоном, выражающим глубокие опасения, почти истерическим, Харрисон слышал её задыхающееся дыхание.
— Нет, я не в порядке! — потеряв терпение, ответил Харрисон. — А сейчас заткнись, и может осветишь дорогу не дёргая луч света? Если не сможешь удержать руку от дрожи, ты вызовешь у меня грёбаную морскую болезнь!
Леонора притихла на время, но её рваное дыхание издавало больше шума, чем крик.