Увидев соперников, Годи почувствовал прилив адреналина. Он бросил еду, вскочил на ноги и помчался через лес к товарищам. Преследователи ринулись в погоню и окружили его. В мгновение ока Годи был схвачен. Хамфри, один из доминирующих самцов, схватил Годи за ногу, швырнул на землю и навалился на него всем своим весом в 50 кг. Хотя Годи отчаянно сопротивлялся, он не мог побороть Хамфри и его сородичей, каждый из которых был сильнее четырех олимпийцев на пике физической формы. Обезвредив Годи, шимпанзе приступили к экзекуции. Издавая безумные крики, они кусали, били и топтали беспомощную жертву.
Через десять минут, показавшихся вечностью, нападавшие гордо удалились. На земле осталось изувеченное тело, истекающее кровью от десятков ран. Годи умер не сразу. Но живым его больше не видели. Шимпанзе-убийцы ухватились за редкую возможность, которая представляется раз в несколько месяцев.
Мы часто думаем о человеческих войнах как о формальных сражениях между заклятыми врагами, но в традиционных обществах охотников-собирателей убийство обычно принимают форму набегов, похожих на тот, который ученые наблюдали у шимпанзе. Свидетелем одного стал антрополог Наполеон Шаньон, посвятивший годы изучению группы венесуэльских племен янамамо. В ночь перед налетом вождь Каобава привел соплеменников в эмоциональное неистовство. «Я хочу мяса! – скандировал он. – Я хочу мяса!» На рассвете следующего дня женщины собрали для воинов большой запас плантанов[58]. Мужчины покрыли лица и тела черной краской. «Не дай себя убить», – напутствовали воинов матери и сестры[59]. Жены плакали, опасаясь за жизнь мужей. Путь к становищу врага занял несколько дней. Ночью налетчики разводили костры, чтобы согреться, но в последнюю ночь от этой роскоши решили отказаться.
Тем временем женщины, оставшиеся в лагере, начали нервничать: в отсутствие мужчин их могли похитить соседние племена. Даже союзникам нельзя было доверять.
Военный отряд разделился на две группы, по шесть человек в каждой. Подобная группировка обеспечивала надежную защиту при отступлении. Два человека из каждой группы засели в засаде, подстерегая потенциальных преследователей. Остальные перешли в наступление. Налетчики убили одного из врагов отравленной стрелой и обратились в бегство. Один из них был ранен, но выжил и принял участие в следующем набеге. «Операция» прошла успешно. Они умертвили одного члена вражеской группы, но сами остались в живых, точь-в-точь как шимпанзе в Танзании.
Разумеется, обычно убийство не является решением первого эшелона, причем даже в тех случаях, когда на кону ваша собственная жизнь. Представьте, что в дом ворвался вооруженный грабитель. Как вы поступите? Скорее всего, либо попытаетесь спрятаться или убежать, либо перейдете в наступление. И то и другое одинаково вероятно. Древнее напутствие «сражайся или беги» отражает две самые важные стратегии из доступных нам защит. Тормоза, удерживающие от убийства, развивались вместе с ментальными механизмами, порождающими импульс убивать. К несчастью, процесс коэволюции, в рамках которого происходила адаптация к этим тормозам, создал порочный круг, из которого нет выхода. Совершенствуя механизмы защиты, мы одновременно совершенствовали способы убийства.
Коэволюционные гонки вооружений обычно происходят между двумя разными видами, где один является хищником, а другой – добычей, или между паразитами и хозяевами. По мере того как хищники истребляют более медленную и менее проворную добычу, оставшиеся особи и их потомки эволюционируют. Со временем остаются самые быстрые, чуткие и хитрые. Эти более развитые способности, в свою очередь, ускоряют естественный отбор среди хищников – медленные не могут поймать еду и поэтому вымирают, а более быстрые дают более высокий процент шустрого потомства. Всякий прирост в навыках одного вида неизбежно ведет к совершенствованию способностей другого. Эволюция обоих видов движется по бесконечному замкнутому кругу, из которого не может вырваться ни хищник, ни добыча.
Коэволюционные гонки вооружений наблюдаются и в пределах одного вида. У человека этот любопытный процесс коснулся эволюции стратегий убийства и механизмов защиты от насильственной смерти. Создавая антигомицидальную защиту, естественный отбор одновременно создавал более сложные стратегии лишения жизни, позволяющие эту защиту обойти. Потенциальные жертвы учились распознавать убийственные намерения, а потенциальные убийцы оттачивали способность их обманывать, застигать врасплох и скрывать гомицидальные замыслы.