Но тут что-то перещелкнуло — хотя бы посмотреть, кому она понадобилась. Вдруг это Анжела? Вспомнила, поблагодарить захотела…
У Ады теплеет на сердце, как будто они уже сдружились. Представляется, как Анжела берет ее с собой на светские тусовки, знакомит со звездами, те обхаживают, заискивают, только чтоб она с ними поработала… Журналистки суют свой микрофон, ужом вокруг нее вертятся, она говорит свое мнение коротко, но так умно, что ее замечают и приглашают вести какую-нибудь программу, если не на телевидении, то хотя бы на радио…
Ада прочищает горло и в полной уверенности, что это Анжела, даже не взглянув на номер звонящего, соединяется с абонентом.
— Ада Жильцова? Вас беспокоит следователь…
Ада дергается и пропускает ненужное ей имя. Что ему надо?!
Категорическим тоном ей велят сейчас же явиться на допрос.
Опять давят… Когда только это кончится?! Она свои права знает. Пришлось покорпеть, изучить, когда подкованный супруг вытуривал ее из своей жизни, чтобы плодиться и размножаться с новой избранницей. И любовь, и терпение его скоропостижно окочурились в приемной гинеколога, приговорившего ее к бесплодию. До вердикта обожал, а после — “разводимся”. Какой дурак ляпнул, что именно для женщины прошлого нет? В момент мужик уволился, выставил ее из квартиры и сам потом съехал с казенной жилплощади. Куда? Выяснить пока не удалось. Профессионально скрылся. Как будто воспользовался программой по защите свидетелей.
— Вы меня слышите? Адрес запишите! — требуют из трубки.
Еще чего! Никуда я не потащусь! В голове всплывают советы из учебника, который штудировала вместе с мужем: “Если вы обнаружили повестку в почтовом ящике или вас вызвали по телефону, можете на допрос не приходить. Никаких санкций за это не предусмотрено”.
Но смелость в мыслях необыкновенная отнюдь не означает соответствующей смелости в поступках.
— А что случилось?.. — по привычке уходя в несознанку, робким голосом спрашивает Ада. Перебивает безымянного для нее следователя, чтобы он не успел даже назвать улицу. — Ника пропала?.. Да что вы говорите? Не может этого быть!..
В позе простушки ей удобно. И выгода явная.
Смелеет. Для натуральности жестами подкрепляет свое удивление: стиснув сумки коленками и плечом прижав телефон к уху, высвобождает руки, чтобы сцепить ладони. Аж пальцы покраснели. И хорошо, что абонент не видит — актриса она еще та, но на голосе, на интонации мускульные усилия сказываются как надо.
— Ужасно! Какой кошмар!.. — подытоживает Ада свое демонстративное неведение. — Я же там была сегодня… — не проговаривается, а вполне осознанно признается она. Раз звонят, значит, они уже это знают. — Ой! И меня ведь могли похитить…
Напуганная беззащитная женщина должна же вызвать сочувствие…
Так при помощи немудреной уловки она узнает, что следак нашел номер ее телефона в записной книжке Ники и что ее видели выходящей из подъезда.
— Да, была назначена встреча, но дверь никто не открыл. С нами не особо церемонятся, — подпускает Ада слезу. Если с глазу на глаз, то, конечно, явный перебор, а по телефону сойдет. — Заперто было, и я просто ушла. А что было делать?.. Нет, ничего не видела.
— Вы знакомы со Светланой Бизяевой и ее мужем?
Голос какой приятный вдруг стал… Как будто бархоткой по душе прошелся… Но вопрос опасный. Признание может далеко завести… Отнекиваться! А вдруг они что-то знают? Да откуда?
— Нет. — Ответ выскакивает раньше, чем Ада успевает просчитать последствия обмана. — Простите, у меня батарейка разряжается, — лукавит она. Быстро вымарывает из телефонной книжки имя Светланы и отключает телефон, чтобы дальнейшими переговорами случайно себя не выдать.
Сказанешь еще лишнее… Болтун — находка для врага. А законы выживания учат: все — враги. Сделала всего одно исключение, для мужа, — и поплатилась.
За два года жизни с Витьком расслабилась. Поверила даже, что моя милиция меня бережет. Ведь муж и с ней был беззлобным, и на работе особо не зверствовал. Ни разу никого из граждан не избил, коллег не подставлял… Мент был вроде как с человеческим лицом. Поэтому и трудно ему там было… Поэтому и пошел учиться — как говорится, без отрыва от производства. Производства преступности… В отличие от других жен она его ни разу даже не упрекнула за то, что редко видятся, что вместе никуда не ходят, что приятных слов не говорит… А его ласки… На первом же его курсе превратились в физиологические контакты по мере необходимости, как написано в одной книжке… Не так воспитана, чтобы признаться в своих желаниях… И что мало… Ташкентское воспитание, черт бы его побрал. Жена покорись мужу — вот она и пахала за двоих, и в учебе помогала — напряглась и вспомнила все, чему научили в мединституте. Ночами сидели рядом перед экраном компьютера, чтобы Витек вовремя сдал курсовую…
Ада обрывает мысль, поймав себя на сочувствии бывшему мужу. Опять! — ругает она себя. Был да сплыл.
И ничто ведь не предвещало: не кричал на нее, руки не распускал… Несклочный был муж. И хладнокровный.
Узнав ее диагноз, помрачнел, но ни слова не сказал — никаких разборок. Неделю уходил в самую рань, когда она еще спала, приходил после полуночи. Если Ада его дожидалась — стол накрыт, кастрюля с картошкой в газете и под подушкой, чтобы тепло сохранилось, — бросал: “Я ужинал”, — и стелил себе на диване. Видимо, соображал, как лучше все обставить, просчитывал последствия и сам отлеплялся от меня, — льстила себе Ада. Рывком-то, наверное, и ему было бы больно. Себя поберег…
А потом… Пока она была у клиентки, поменял замок в служебной квартире, которую получил еще до женитьбы — так что имущество не совместно нажитое, у жены на него прав нет, — и записочку пришпилил на дверь, мол, твои вещи у соседки. Ни одной склянки не забыл, засунул даже пустой флакон из-под редкого геля для волос, сохраненный, чтобы не забыть название. Нетрудно ему было собрать ее шмотки: все заработанные деньги она тратила на совместное пропитание-проживание, пару раз в Египет слетали по горящим путевкам, — так что прибарахление откладывалось на потом. Всего-то и получился тот же самый чемодан, с которым она к нему приехала.
Только не вспоминать, что с ней тогда стало!
У матери прокантовалась пару дней под ее оскорбительное “я же говорила”, а потом сразу Ника нашла квартиру…
Эх, Ника, Ника…
Кино, записанное на мобильник, конечно, помогло бы сыщикам… Но улика эта обоюдоострая. Нике уже все равно, а стражи порядка… Ну их! Вляпаешься еще… Узнают и прицепятся: почему сбежала с места преступления, почему не сообщила в милицию…
Пешком взбираясь на седьмой этаж — мышечные усилия гасят страх, — Ада негодует: наверняка это именно Анжела меня подставила. Она, сучка, больше некому. И к концу подъема в голове уже вместо детальной картины дружбы-не-разлей-вода и ее приятных плодов бродят взбадривающие планы изощренной и небеспричинной мести.
13. Анжела
“Пьяная баба свиньям прибава” — самая первая Анжелина мысль… Продирается она сквозь пульс боли в еще не проснувшемся сознании. Полдень, наступивший после пропажи Ники. Ошизительно, что жизнь продолжается…
Вообще-то Анжела запрещает себе любое самоедство. Бессмысленное, обманное занятие. Ругать себя — это вроде индульгенции, которая прощает невоздержание. А толку от нее? Покаялся и забыл — снова можно грешить. Правильнее помнить мучение, чтобы в другой раз неповадно было. Сохранить именно душевную боль, конечно, а не физическую, с ней бы покончить как можно скорее.