— Урод! — закрывала лицо руками Галька. — Чтоб ты сдох, падаль!
— Я сдох? — ярость переливалась через край. — Я падаль?
Новые итальянские ботинки с остервенением врезались в её бока. Галина пыталась вскочить и вцепиться мне в лицо ногтями. Я сбивал её с ног.
— Мразь подзаборная! — шипел я. — Ты вообще понимаешь вину свою, курва?!
— Какую вину? Перед тобой я ни в чём не виновата!
— Не виновата? А сел я по чьей вине? Кто натравил меня на Борьку, блядина?
Закрывалась она умело, словно её били всю жизнь. Впрочем, почти так оно и было — били её часто.
— Он изнасиловал меня! Я попросила помощи у брата.
— Какое изнасилование, сука?! Ты была его подругой. Ты всем подряд давала. В микрорайоне мужика не было, кто тебя не ебал.
— Включая тебя!
В глазах потемнело. Тварь, задела самое дальнее, самое скрытое. За все эти годы я не позволял себе даже вспоминать это.
— Гадина, ты же сама меня затащила!..
Я вдруг понял, что кричу это с какой-то плаксивой интонацией. Машинально прикоснулся тыльной стороной ладони к глазу — влага. Чёрт, я плачу! Стыд какой.
— На тебе! На тебе! На тебе! — заработал я ногами чаще и злее.
— Мама, — раздался под сводами арки, ведшей в подворотню, детский голос, — ты где?
На мгновение я остановился.
— Стой, дочка! — завопила Галька. — Не заходи! Ни в коем случае не заходи! Я с дядей поговорю и вернусь.
— Мне холодно, — канючила девочка.
— Леночка, доченька, попрыгай! В снежки поиграй. Я сейчас. Только не подходи к нам.
Сейчас… Она рассчитывает выйти из всего этого живой? Неужели я позволю ей?
— Ладно, — отозвалась Лена. — Только побыстрее возвращайся.
Галька убрала лицо от рук и смотрела в темноту арки, из которой так и не вышла девочка. Такая отрешённая, словно у нас уже всё закончилась. Не надейся, это только начало!
Я снова врезал ей.
— Пизда гнойная! Я тебя бить буду до тех пор, пока ты не растечёшься.
Она уткнулась лицом в снег и закрыла голову руками.
— Где я жить буду, ты думала? — крикнул я. — Думала, когда квартиру продавала? Думала, что у тебя брат есть, которому надо где-то спать? Думала?
— Мне пришлось её продать! У меня начались проблемы, понадобились деньги.
— Да не было у тебя проблем, тварь! Не было. Ты с первой попавшейся мразью путалась, перед каждым уродом ноги раздвигала, всех наебать хотела, да только тебя все имели.
— Ты не знаешь, что мне пережить пришлось! Я познакомилась с человеком, думала, он будет нам опорой, нам с дочкой, но он редкостный урод. Он ищет меня, он сжёг квартиру, которую мы снимали, он хочет убить нас.
— Сдох твой азер, радуйся!
Галька кинула в меня мимолётный недоумевающий взгляд. Лицо её было в крови.
— И не вздумай мне заливать, что это он тебя с пути сбил. Ты от природы мразь, тебя ещё в детстве надо было задушить.
— Кирилл, я не верила, что ты вернёшься живым! Ты такой слабенький был, постоять за себя не мог. Мне все говорили, что десять лет на строгаче ты не протянешь.
— И ты слушала всякий сброд вместо того, чтобы хотя бы раз навестить меня?! Ты хоть раз прислала мне апельсин или конфету? А, сестра!
— Я хотела быть сильной. Я хотела оказаться от прошлого. Я думала, жизнь пошла не так, надо зачеркнуть всё, что было раньше и начать по-новому. Ты был человеком из того гадкого прошлого, я думала, что откажусь от тебя, и несчастья отступят.
— Отступили? А, сука, отступили? — лупил я её.
— Нет, — шевелила она кровавым ртом, — их стало больше.
— Ах, больше стало! Значит, я не исчадие ада. Значит, не я беды приношу. Значит, меня не прокляли. Ну, где же твоё счастье? Побираешься на улицах как последняя прошмандовка. И дочь заставляешь побираться. Это и есть твоё счастье? Ты к нему стремилась, когда из-за твоей гадкой дурости я человека убил и в тюрьму сел? Это из-за неё ты меня кинула?
— Ты человека по собственной дурости убил! Я тебя не просила. Ты сам мразь, ты сам выбрал свою жизнь, я здесь не причём. Ублюдок!
Стало не хватать воздуха. Я остановился, сделал два шага в сторону, опёрся рукой о стену. Дыхание сбилось, защемило в сердце, я вдыхал всей грудью воздух и не мог надышаться.
Галина вытирала снегом лицо. Весь снег на пятачке подворотни был забрызган кровью.
— Лена твоя дочь, — прошамкала разбитыми губами сестра. — Заметил, как она на тебя похожа?
Мы стояли у какой-то уличной рыгаловки. Галька с дочерью жадно ели пирожки. Запивали непрожаренное тесто дешевым кофе в пластиковых стаканчиках. Сестра подносила к губам стакан и болезненно морщилась. Она натянула свою шапчонку на самый нос и прятала лицо в шарф, чтобы не было видно последствий моей работы. Мы с Галькой стояли у стола, Лена вертелась в паре метров от нас. Я не ел.